Достоевский и евреи

Достоевский выводит гротескные фигуры «полячков» на тризне по Мармеладову и намечает аналогичный образ в «Бесах». <…> в «Карамазовых», уже в полном согласии с традицией реакционного романа, выведены поляки Муссялович и Врублевский, засаленные проходимцы, намеренно коверкающие на польский лад русские слова. Достоевский мимоходом вносит в их характеристику легкий политический штрих. Паны отказываются поддержать тост Мити за Россию и, в виде любезности, поднимают стаканы «за Россию в пределах до семьсот семьдесят второго года». В дальнейшим они оказываются шулерами [ГРОССМАН Л. (II). С. 47][112].

Во время польского освободительного восстания 1863–1864 гг. против русского самодержавного колониализма, христианин и великий гуманист Федор Достоевский писал, что:

Польская война — есть двух христианств — это начало будущей войны православия с католичеством, другими словами — славянского гения с европейской цивилизацией [ФМД-ПСС. Т. 20. С. 170].

Одним из ярких, но до сих пор недостаточно изученных страниц биографии Достоевского является история его взаимоотношений с польским шляхтичем, участником польского революционного движения Шимоном Токаржевским (1821–1900). Они одновременно отбывали каторгу как политические преступники в одной и той же сибирской крепости, и оба оставили о том свои воспоминания. Их мемуары очень сходны; большая часть фактов, написанных Токаржевским в 1857 году, всплывает у Достоевского в «Записках из Мёртвого Дома» (1862) в художественно обработанной форме. Оба автора описывают коменданта крепости, прибытие поляков, обитателей тюрьмы, а также повседневный быт заключённых. Сопоставляя эти два описания, мы видим удивительный пример разных отношений к политической атмосфере в России первого десятилетия царствования Александра II. Достоевский пишет от имени русского националиста-охранителя, для которого все инородцы — «другие». Токаржевский в свою очередь говорит от имени польских инородцев, более того — инсургентов, для которых русские — поработители и угнетатели их национальной свободы. С точки зрения польской стороны: