Достоевский и предшественники. Подлинное и мнимое в пространстве культуры

Распаленный Достоевский, отчаянно жестикулируя, громко, горячечно произносит речь – сценаристы вложили ему в уста монолог из «Сна смешного человека». Ф.М. напишет свой «фантастический рассказ» только спустя одиннадцать лет. На словах: «Я не хочу и не могу поверить, чтобы зло было нормальным состоянием людей… Все перестрадают во имя правды…» – он падает, как подкошенный, в жестоком эпилептическом припадке, на глазах всей молодежной компании. Анна поднимает его и молится Богоматери-заступнице, чтобы Она дала ему покой и любовь.

Евгения Симонова в роли Анны Сниткиной: искажения и подмены

Кажется, вопрос, как всё было на самом деле, не стоял перед авторами картины. Во всяком случае, эпизод в двадцать шесть дней из жизни Достоевского, о котором известно, пусть не исчерпывающе, но достаточно много, показан с большими искажениями и нашпигован небылицами. И дело не только в том, что был деформирован реальный ход событий, их причинно-следственная связь. Главная неприятность картины – в ней искажены и характеры, и отношения главных персонажей. Ни о каком бегстве от писателя, по причине якобы мерзких, безнравственных страниц романа, которые стенографка отказывалась записывать, никто из них не запомнил – их просто не было. Достоевский посетил семью Сниткиных и познакомился с матерью Анны уже после окончания работы. Анна писала о работе с автором «Игрока» с большим уважением и нежностью. «Федор Михайлович с каждым днем относился ко мне все сердечнее и добрее. Он часто называл меня “голубчиком” (его любимое ласкательное название), “доброй Анной Григорьевной”, “милочкой”, и я относила эти слова к его снисходительности ко мне, как к молодой девушке, почти что девочке. Мне так приятно было облегчать его труд и видеть, как мои уверения, что работа идет успешно и что роман поспеет вовремя, радовали Федора Михайловича и поднимали в нем дух.

Я очень гордилась про себя, что не только помогаю в работе любимому писателю, но и действую благотворно на его настроение. Все это возвышало меня в собственных глазах. Я перестала бояться “известного писателя” и говорила с ним свободно и откровенно, как с дядей или старым другом»²⁸.

Многие подробности, о которых упоминает Анна Григорьевна, в картине непременно скандализируются. Она пишет об исчезновении из квартиры Ф.М. двух красивых китайских ваз и узнает, что они не разбились, а были отданы в заклад – писателю экстренно понадобились деньги. Эта крохотная деталь, упомянутая в примечаниях мемуаров, превращена в сцену безобразной драки Анны с пасынком, который хочет унести вазу, а она преграждает ему дорогу.

«– Что за фантазии? Вам-то что? Кто вы здесь? – изумляется пасынок. – Я ведь не посмотрю, что вы дама. Какая наглость! Умора. Вы стенографка. Почти слуга. А я имею право.

– Пусть я никто. А вы – вы же бессовестно обираете этого человека. Вы заложили его шубу, а он с кашлем, по сырой холодной погоде. Вы же в гроб его загоните. А сами недостойны руки ему целовать. Он самый добрый, самый несчастный, самый лучший человек в мире. Его оберегать надо».

В ходе перепалки ваза разбивается в мелкие осколки. Подбирая их с полу, Анна ранит руку. Эту сцену как раз и застает Достоевский, возмущенно повторяя вслед за пасынком:

«– Послушайте, Анна Григрьевна! При моих хорошо вам известных обстоятельствах, что я целиком от вас завишу… это еще не дает вам право кричать на моих близких… Как это людям недостает тонкости… Тут с кредиторами борешься… работаешь, как собака, из-под палки. Придешь домой, и тут такое…»

Анна в истерике. Достоевский смущенно извиняется. На полу осколки вазы. Тяжелое объяснение: «Я не хочу потерять вашего сердца, Анна».

Авторы картины побуждают актрису Симонову, исполняющую роль Анны Сниткиной, протестовать против текста романа Достоевского. Но возможна ли ситуация, когда актриса Симонова или актер Солоницын рискнут протестовать против сценария, искажающего факты и обстоятельства биографий обеих героев? Похоже, нет: актеры играют то, что им предписано по сценарию, каким бы он ни был.

А он, этот сценарий, изо всех сил стремился героизировать Анну. В фильме это именно она спасает Достоевского и его роман, когда в положенный по контракту со Стелловским срок писатель приносит рукопись в контору издателя, и оказывается, что тот сбежал из города, чтобы все-таки получить неустойку. Достоевский растерян, полон отчаяния, и тогда Анна сама идет в полицию с романом наперевес и умоляет полицейского чина принять рукопись, готова даже стать на колени.

«Кто вы ему? – недоуменно спрашивает офицер.

– Жена, – подумав и выдержав паузу, решительно отвечает Анна».

В тот момент это было чистым самозванством: на такой «подвиг» Анна никогда бы не пошла. Не посмела бы.

Достоевский молча стоит неподалеку, мнет в руках шапку и все слышит. Так они, по фильму, и стали мужем и женой. А накануне у дверей квартиры Достоевского Анну подстерегал «жених» Миша, пытаясь отговорить девушку от встречи с писателем.