Это была и победа стенографки – ей нелегко было поверить в громадность своего счастья. Ведь она искренне полагала, что под девушкой, в которую влюблен художник, Ф.М. имеет в виду Анну Корвин-Круков-скую, его бывшую невесту. «В ту минуту я совсем забыла, что меня тоже зовут Анной, – так мало я думала, что этот рассказ имеет ко мне отношение… Недоброе чувство к Корвин-Круковской овладело мной…»36.
Она была честна и искренна, когда ни на секунду не отнесла признание Достоевского в любви к некой Анне. «Припоминаю, что, когда почти час спустя Федор Михайлович стал сообщать планы нашего будущего и просил моего мнения, я ему ответила: “Да разве я могу теперь что-либо обсуждать! Ведь я так ужасно счастлива!!..” Неужели это правда? Разве это не сон? Неужели он будет моим мужем?!»37.
Как скоро подтвердились слова чуткого Г.И. Сниткина о стенографии, которая приведет к счастью! Любящий отец знал, что, кроме стенографии, его дочь умеет сострадать и жалеть, способна на жертвенную, то есть действенную, любовь и готова служить любимому человеку и в горе, и в радости. Она сумела внушить загнанному в угол писателю надежду – Ф.М. хорошо разглядел ее сияющее лицо, когда они вместе пересчитывали исписанные листочки, и думал про себя: «Какое доброе сердечко у этой девушки! Ведь она не на словах только, а и на самом деле жалеет меня и хочет вывести из беды»38.
Отношения Анны с ее будущим мужем начинались по красивому литературному сценарию, которому суждено будет стать классическим и даже легендарным. Переплетение вымысла и яви подразумевало продолжение сюжета; сочинение с инфернальными героями имело реальную подоплеку и подразумевало наличие опасного и поэтому заранее презираемого прототипа. Роман, который Анна Сниткина прослушала малыми порциями в устном исполнении автора, записала значками, аккуратно переписала от руки, перечитала и принесла обратно автору (наборный экземпляр для Стелловского был выполнен ее четким почерком), открывал девушке, не знакомой с темными страстями и любовным мучительством, сложные, бурные чувства, за которыми стояли оскорбленное самолюбие и любовь-ненависть, – о существовании чего целомудренная, воспитанная в строгих правилах Анна даже и не подозревала.
«Мне Бог тебя вручил, – признается Ф.М. жене спустя три месяца после свадьбы, – чтоб ничего из зачатков и богатств твоей души и твоего сердца не пропало, а напротив, чтоб богато и роскошно взросло и расцвело; дал мне тебя, чтоб я свои грехи огромные тобою искупил, представив тебя Богу развитой, направленной, сохраненной, спасенной от всего, что низко и дух мертвит» (28, кн. 2: 184).
Достоевский считал, что рассказанный им роман о художнике и брильянтике «был лучший изо всех, когда-либо им написанных: он сразу же имел успех и произвел желаемое впечатление»39.
Однако слишком велики оказались ставки в приключении, именуемом роман «Игрок». Очень скоро станет очевидно, что абсолютного выигрыша не бывает, и наступит жестокая расплата за баснословную удачу. Пугающе скоро, фактически немедленно, сработает эффект «наведения на себя»: автор не только не освободится от порочных страстей героя, использовав свой прежний личный опыт, но выпустит на волю гибельную стихию, готовую поглотить его самого.
Очевидным станет и другое: Анна не забудет, как безумно и самозабвенно любил инфернальницу Полину Алексей Иванович – игрок, чьи чувства и впечатления Достоевский «испытал сам на себе». Очень скоро его молоденькой жене придется окунуться в бездну доселе неведомых переживаний. Роман «Игрок» и его внелитературные последствия надолго станут злым мороком супругов Достоевских.
Фильм, заканчивающийся безусловной литературной победой – оконченной в срок работой, ничего из этих смыслов не вместил, хотя цензура уже не вмешивалась в любовные и творческие истории русских писателей. Действительная жизнь в который раз оказалась богаче, увлекательнее, глубже, чем придуманный киносценарий с историческими анахронизмами, сбитой хронологией, чехардой в последовательности ключевых эпизодов и прочими малоприятными особенностями картины с Достоевским-Солоницыным, быть может, пока лучшим в отечественном кинематографе. Но сыграть эту роль в полную силу, согласно реальным событиям, ему не пришлось.
История «Игрока» в итальянском проекте Андрея Кончаловского