Достоевский во Франции. Защита и прославление русского гения, 1942–2021

В современных российских гуманитарных исследованиях работы Жирара активно задействованы в самых различных научных направлениях — от культурологии, религиоведения, философии до политологии, правоведения и экономики. Однако даже беглый обзор откликов отечественных критиков на концепции французского мыслителя может свидетельствовать, что в современном культурном сознании России существует лакуна в понимании значения и смысла теории романа автора книги «Романтическая ложь и романическая истина», где его воззрения на подвижную сущность романа были изложены в эффектных этюдах по философско-психологической поэтике, посвященных романам Сервантеса, Стендаля, Флобера, Пруста и Достоевского[72]. Правда, в книге не найти строго монографического очерка об одном из этих писателей: в методе Жирара-литературоведа доминирует скорее своеобразная инверсивная компаративистика[73], где хронология остается на вторых ролях, тогда как мысль исследователя то сосредотачивается на смежных тематических регионах, где искания рассматриваемых авторов сходятся, то погружается в своеобразном отступлении в какой-то отдельный участок исследуемого текста. В этом отношении показательно, что в аналитических построениях первой книги Жирара Достоевский не только идет вслед за Прустом, завершая некоторым образом всю теоретическую конструкцию, но и прибегает в своем методе романа к тем способам показывать персонажей, ситуации, столкновения, которые изобрел Пруст:

…Пруст тянется к решениям Достоевского в тех регионах своего творчества, что находятся под знаком Достоевского, […] Достоевский тянется к решениям Пруста в менее всего «подпольных» регионах своего творчества[74].

Таким образом, не приходится сомневаться, что анализ теории романа Жирара остается актуальным научным начинанием, своевременность которого обусловлена также недавней публикацией русского перевода книги «Романтическая ложь и романическая истина». Потребность такого рода исследования в российском интеллектуальном пространстве обусловлена тем дополнительным обстоятельством, что одна из самых действенных движущих сил интеллектуальной эволюции французского мыслителя заключала в себе последовательный, хотя и не лишенный недоразумений и противоречий, опыт осмысления жизни и творчества Достоевского. Речь идет не только о книге «Романтическая ложь и романическая истина», но и о небольшой монографии «Достоевский: От двойника к единству» (1963)[75] и сборнике избранных работ «Критики из подполья» (1976), куда помимо монографии 1963 года вошли этюды о Камю, Данте, Гюго и «Анти-Эдипе» Делеза и Гваттари и где определяющая и связующая роль литературы Достоевского подчеркнута незамысловатой парафразой названия одного из самых знаменитых его произведений[76].