Достойно есть

Уста отверзаю я… – всё стихотворение заимствует свою структуру у первого ирмоса акафиста Пресвятой Богородице: «Отверзу уста моя, и наполнятся Духа, и слово отрыгну Царице Матери и явлюся светло торжествуя, и воспою радуяся Тоя чюдеса». Т. Лигнадис разбил греческий текст на строки и полустишия, показав, что Элитис в точности скопировал его метрическую схему (σ. 230).

Тюлени взяты из маленького рассказа-притчи Ал. Пападиамантиса «Плач тюленя», опубликованного в 1908 году. В нём говорится о судьбе нищей старухи, похоронившей пятерых своих детей, и о том, как её девятилетняя внучка упала с обрыва в море и утонула – но бабка, погружённая в свои горькие воспоминания, не заметила этого. Настроение рассказа служит настолько прекрасной иллюстрацией к строфе, что я не могу не перевести его последние строки:

…А тюлень, выбравшись на мелководье, нашёл маленькое утопленное тельце бедной Акривулы и, прежде чем приняться за свою вечернюю пищу, ползал вокруг и оплакивал его. Плач тюленя перевёл на человеческий язык один старый рыбак, хорошо знакомый с безгласным тюленьим наречьем, и говорилось в нём примерно следующее: «То Акривула здесь лежит, / то внучка старой Лукены. / Трава морская ей венец, / приданое ракушки ей… / А бабка плачет до сих пор / по своим прежним детушкам. / Ах, кабы был конец и край / Страданьям человеческим».

Обручами становятся – Элитис говорит о старинной игре, где дети подгоняли обруч палочкой, заставляя его катиться и не падать.

Мертвецов моих тайных там я хороню тела – ср. «и за кровь отомстить мертвецов моих непогребённых». Теперь, после победы, герой может проститься с мучившими его образами жертв. И обрезаю им шнур… – под шнуром здесь подразумеваются и пуповина, и военный аксельбант.

Теперь я отправляюсь в новый путь (XVII) – два заключительных псалма «Страстей» вновь перекликаются с настроением последних строф «Песни героической…» Христос воскресает, убитый герой Лефтерис шествует в рай, а герой-поэт, пройдя через все испытания, отправляется служить непорочности и красоте, исполняя обет, о котором сказал в песнопении «В монахи постригусь…»

Воздушные создания – едва ли просто воспоминания о возлюбленных, как считал Лигнадис (σ. 234); скорее, здесь имеются в виду нимфы и духи родной земли, вроде Ветров, русалок и других малых божеств, упомянутых в поэме.

Источник Елены – может быть, этот образ был вдохновлён целебным источником близ Коринфа, где, по народному преданию, купалась Елена Троянская. Трезубец с дельфином уже упоминались в псалме «И в глубокую полночь…»

Осанна поющими благословен ты грядущий! – так описывается в Евангелии от Матфея вход Господень в Иерусалим: «Множество же народа постилали свои одежды по дороге, а другие резали ветви с дерев и постилали по дороге; народ же, предшествовавший и сопровождавший, восклицал: осанна Сыну Давидову! благословен Грядущий во имя Господне! осанна в вышних!» (Мф 21: 8–9). Пальмовыми ветвями народ приветствовал Иисуса.

Глубь морскую Марины – имя Марина переводится с латыни как «морская», и всё женственное Элитис связывает с образом моря.

Эпитет «невечерние» взят из пятого ирмоса канона Сретению: «Провидех бо воплощаема Бога, Света невечерня, и миром владычествующа». Слово «невечерний» значит «незаходящий», «немеркнущий».

Теперь я отправляюсь в новый путь (XVIII) – зачин стихотворения симметричен предыдущему. Все псалмы «Страстей» образуют пары, где одна часть перекликается с другой и дополняет её, но здесь эта взаимосвязь выделена особо. Приближаясь к финалу, Элитис придаёт ритмике своей речи всё более ясные, чеканные формы. Если сравнить строй этих двух текстов с музыкой, они напомнят двойную фугу, и зачин служит в ней общей экспозицией.

Лазоревые девушки – те же нимфы или русалки из предыдущего стихотворения; каменные жеребята ассоциируются сразу и с древними статуэтками-лошадками, и с многочисленными рельефами, где изображены кони, а солнечное колёсико у них на лбу – дань традициям микенского и геометрического искусства: на лбу священного животного часто изображался солярный символ (как золотой цветок на лбу быка из гробницы IV в Микенах). В позднем стихотворении «Исчезнувшая Коммагена» Элитис применит этот образ к человеку: «К Невозможному рвутся племена и народы сквозь время / С металлическим отблеском на исстрадавшихся лбах…» Князь Лилейный – окружённый цветами лилий юноша-жрец с одного из полихромных рельефов Кносского дворца. У Элитиса он символизирует и Христа, и светлых богов дохристианской религии. На другой минойской фреске, с острова Санторин, изображены девушки, собирающие шафран. Сегодня это растение используется в основном как пряность, но в минойской культуре оно считалось священным.