Читаем Достойное общество полностью

Отказ в причастности к группе включения может, таким образом, быть унизительным даже для тех, кто не хочет себя с ней ассоциировать, но при этом имеет право быть ее членом. Более того, даже если речь идет о распределении не прав и привилегий, а обязанностей (к примеру, таких, как военная служба в израильской армии), которые могут, наоборот, не распространяться на исключенных из группы индивидов (тех же израильских арабов, например), последние далеко не всегда воспринимают такое положение вещей (в данном случае – освобождение от военной службы) с радостью. В качестве вывода напрашивается утверждение о том, что проблема дискриминации прав граждан не ограничивается только лишь вопросом справедливого распределения благ, но также напрямую связана с унижением: любые формы «второсортного гражданства» влекут за собой чувство не только обделенности, но и унижения. Во избежание этого в достойном обществе должен соблюдаться принцип гражданского равноправия. Обладатель «второсортного гражданства» не просто чувствует себя гражданином второго сорта, он также ощущает свою «второсортность» как человека.

Аристотель мыслил человека как политическое животное и именно в этом усматривал его главную определяющую черту. По Аристотелю, чем большего количества политических прав лишается человек, тем ближе он становится к животному. Иначе говоря, это чревато его исключением из человеческого общежития. Лишить человека его политической составляющей означает, по мнению Аристотеля, лишить его права гражданства, то есть права активного участия в жизни полиса. Аристотель разделял понятия хорошего гражданина и хорошего человека. Хороший гражданин хорош именно как гражданин, но не обязательно как человек. Однако человек, не являющийся гражданином, не может, по словам Аристотеля, считаться полноценным представителем человеческого рода, так как лишен важнейшего качества, благодаря которому человек становится человеком. Я не утверждаю, что склонность к политике – это неотъемлемое качество любого взрослого человека, однако я согласен с аристотелевской идеей о том, что «второсортное гражданство» (при этом не важно, проявляется ли эта «второсортность» в форме полного его отсутствия или же в форме систематической правовой дискриминации его обладателей) может быть напрямую связано с категорией отвержения людей не только в гражданском, но и в человеческом плане.

Кто-то может возразить, что нет смысла отстаивать идею достойного общества как общества с равноправным гражданством, в котором нет граждан второго сорта. Дети тоже являются гражданами, однако даже в демократических государствах, где правам ребенка уделяется большое внимание, никому не придет в голову выступать за наделение их правом голоса или, например, правом избираться на государственные должности. В большинстве государств заключенные тоже поражены в гражданских правах (например, в праве голосовать на парламентских выборах), однако это не дает оснований для исключения существующих в рамках этих стран обществ из числа достойных. Соответственно, утверждение о том, что общество, в котором существует «второсортное гражданство», не может считаться достойным, слишком огульно для того, чтобы быть истинным.

С точки зрения соображений о человеческом достоинстве аргументом против «второсортного гражданства» служит потенциальная возможность восприятия такого гражданства как маркера неполноценности отдельного человека или группы людей. В рамках отношения к носителям данного клейма как к людям незрелым их считают неспособными к ответственности в форме принятия публичных решений. В то же время дети относятся к категории незрелых по определению. Однако тот факт, что их воспринимают как индивидов временно незрелых и способных к взрослению, препятствует восприятию такой категоризации в качестве унижающей. Обращение со взрослым как с ребенком можно охарактеризовать как покровительственное, тогда как обращение со взрослым как с вечным ребенком для последнего будет уже унизительным, однако в обращении с ребенком как с ребенком ничего унизительного нет. Если мать не может принять факт взросления дочери и продолжает воспринимать ее как вечного ребенка, унижает ли она ее таким отношением? И да, и нет. Да, потому что не воспринимает дочь как взрослого человека, ответственного за свои поступки. Нет, потому что воспринимает ее как члена своей семьи безотносительно ко всякой категоризации, а главным мотивом для унижения, как мы помним, служит неприятие. (Проблема неприятия заключенных будет рассмотрена ниже, в главе 16 данной книги.)

Отказ в трехкомпонентном гражданстве
Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Живым голосом. Зачем в цифровую эру говорить и слушать
Живым голосом. Зачем в цифровую эру говорить и слушать

Сегодня мы постоянно обмениваемся сообщениями, размещаем посты в социальных сетях, переписываемся в чатах и не замечаем, как экраны наших электронных устройств разъединяют нас с близкими. Даже во время семейных обедов мы постоянно проверяем мессенджеры. Стремясь быть многозадачным, современный человек утрачивает самое главное – умение говорить и слушать. Можно ли это изменить, не отказываясь от достижений цифровых технологий? В книге "Живым голосом. Зачем в цифровую эру говорить и слушать" профессор Массачусетского технологического института Шерри Тёркл увлекательно и просто рассказывает о том, как интернет-общение влияет на наши социальные навыки, и предлагает вместе подумать, как нам с этим быть.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Шерри Тёркл

Обществознание, социология
Социология. 2-е изд.
Социология. 2-е изд.

Предлагаемый читателю учебник Э. Гидденса «Социология» представляет собой второе расширенное и существенно дополненное издание этого фундаментального труда в русском переводе, выполненном по четвертому английскому изданию данной книги. Первое издание книги (М.: УРСС, 1999) явилось пионерским по постановке и рассмотрению многих острых социологических вопросов. Учебник дает практически исчерпывающее описание современного социологического знания; он наиболее профессионально и теоретически обоснованно структурирует проблемное поле современной социологии, основываясь на соответствующей новейшей теории общества. В этом плане учебник Гидденса выгодно отличается от всех существующих на русском языке учебников по социологии.Автор методологически удачно совмещает систематический и исторический подходы: изучению каждой проблемы предшествует изложение взглядов на нее классиков социологии. Учебник, безусловно, современен не только с точки зрения теоретической разработки проблем, но и с точки зрения содержащегося в нем фактического материала. Речь идет о теоретическом и эмпирическом соответствии содержания учебника новейшему состоянию общества.Рекомендуется социологам — исследователям и преподавателям, студентам и аспирантам, специализирующимся в области социологии, а также широкому кругу читателей.

Энтони Гидденс

Обществознание, социология
Knowledge And Decisions
Knowledge And Decisions

With a new preface by the author, this reissue of Thomas Sowell's classic study of decision making updates his seminal work in the context of The Vision of the Anointed. Sowell, one of America's most celebrated public intellectuals, describes in concrete detail how knowledge is shared and disseminated throughout modern society. He warns that society suffers from an ever-widening gap between firsthand knowledge and decision making — a gap that threatens not only our economic and political efficiency, but our very freedom because actual knowledge gets replaced by assumptions based on an abstract and elitist social vision of what ought to be.Knowledge and Decisions, a winner of the 1980 Law and Economics Center Prize, was heralded as a "landmark work" and selected for this prize "because of its cogent contribution to our understanding of the differences between the market process and the process of government." In announcing the award, the center acclaimed Sowell, whose "contribution to our understanding of the process of regulation alone would make the book important, but in reemphasizing the diversity and efficiency that the market makes possible, [his] work goes deeper and becomes even more significant.""In a wholly original manner [Sowell] succeeds in translating abstract and theoretical argument into a highly concrete and realistic discussion of the central problems of contemporary economic policy."— F. A. Hayek"This is a brilliant book. Sowell illuminates how every society operates. In the process he also shows how the performance of our own society can be improved."— Milton FreidmanThomas Sowell is a senior fellow at Stanford University's Hoover Institution. He writes a biweekly column in Forbes magazine and a nationally syndicated newspaper column.

Thomas Sowell

Экономика / Научная литература / Обществознание, социология / Политика / Философия