Читаем Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов полностью

Я тружусь уже с некоего времени, то в подкопах, как хитрый подкопщик, то как искусный птицелов, расставляю сети, и восхищаюсь моими изобретениями, дабы совершенно понудить бесподобную сию девицу подвергнуться в мои руки. Все, казалось, старались в мою пользу. Ее брат и дядя были моими землекопами. Отец ее составлял всю артиллерию, коею действовал я по моему направлению. Госпожа Гове действовала по моим пружинам. Дочь ее старалась споспешествовать в мою пользу, представляя себе однако будто опровергала мои намерения. Сама дорогая особа преклонивши свою главу в мои сети, не примечала того, что уже была поймана, поскольку мои машины не чувствительно над нею действовали. Словом, когда ничего не доставало к совершению предпринятых мною мер; то мог ли ты токмо вообразить, чтоб я чинился себе врагом, и чтоб приняв намерение относительно ее, обратил оные же на самого себя? Мог ли ты подумать, чтоб я оставил мое приятное намерение; даже, предложил ей о бракосочетании перед ее отъездом в Лондон, то есть, учинил тем все мои действия тщетными?

Когда ты будешь уведомлен о сей перемене, то не подумаешь ли, что мой злой дух мною играет, и хочет ввергнуть меня в неразрывной союз, дабы более быть во мне удостоверенным такими клятвонарушениями, к которым он неотменно меня побудит после брака, так как простым прегрешениям, которые я позволяю себе уже с некоего времени, и о коих он страшится, чтоб привычка не учинилась извинением?

Ты еще более удивишься, если я присовокуплю, что по видимому, началось примирение между злыми и добрыми духами: ибо духи моей красавицы в единую минуту переменили все свои намерения, и побудили ее, против моего чаяния, познать что она удостаивает меня таким преимуществом, в коем еще мне не признавалась. Она сама мне объявила, что решилась быть моею; моею, без всяких прежних договоров. Она позволяет мне говорить о любви, и о неотменном торжестве. Однако, еще другое удивительное дело! она желает, чтоб сие торжество было отложено. Она решилась ехать в Лондон и жить у вдовы.

Но ты конечно меня спросишь, от чего последовала таковая перемена? Тебя, Ловелас, скажешь ты мне, мы знаем; знаем, что ты любишь производить удивительные дела, но еще не знаем, имеешь ли ты дар творит чудеса. Как ты мог достигнуть до сего средства?

Я тебя о том уведомлю. Я находился в опасности лишиться на всегда прелестнейшей Клариссы. Она готова уже была прибегнуть к небесам, то есть к естественному своему елементу. Надлежало иметь некое могущественное средство, средство чрезвычайное, дабы удержать ее между существами нашего рода. Какое может быть сильнейшее средство, как не нежные произношения о любви и представления о браке, со стороны такого человека, которой нимало не ненавидим, дабы привлечь внимание молодого сердца, страждущего о своей неизвестности, и нетерпеливо желающего слышать столько пленительное предложение?

Я тебе опишу все происшествие в коротких словах. Между тем как она отрекалась не быть мне ни мало обязанною, и по своей гордости держала меня во отдаленности, надеясь, что возвращение ее двоюродного брата учинит ее совершенно от меня независимою: впрочем будучи не довольна видя меня обуздывающего свои страсти, вместо того, дабы подвергать их моему суждению, она написала письмо к своей сестре, надеясь получить от нее ответ на другое письмо, в котором ее страх быть мне обязанною, и пылающее желание к независимости, принудили ее потребовать своих платьев и прочих надобностей оставленных ею в замке Гарлов. Что ж она получила? Язвительнейшей и самый ужаснейшей ответ; потому, что он исполнен был совершенным проклятием, от отца, против такой дочери, которая заслуживает небесных и земных благословений. Стократно да будет проклят тот клятвопреступной старик, которой не страшась молнии, проклинал образец всех приятностей и добродетелей! и да будет сугубо проклято орудие сего мерзостного нечестия, завистливая и недостойная Арабелла!

Меня не было дома, когда принесли сие письмо. По возвращении моем, я увидел обожания достойную Клариссу, которая как будто для того приходила в чувство, дабы беспрестанно лишаться оных паки, и которая всех предстоящих приводила в сомнение о своей жизни. Меня посылали искать повсюду. Весьма не удивительно, что она столько была тронута; она, в коей величайшее почтение к жестокому своему родителю, возбудило ужаснейшую мысль о его проклятии, наипаче, когда я то узнал по ее раскаяниям, как скоро она пришла в состоянии говорить, о проклятии как на сем так и на том свете. О еслиб оно в самую ту минуту пало на главу того, которой произнес оное, каким ни есть ужаснейшим недугом в его гортани и удушил бы его на месте, дабы послужил он примером всем немилосердным отцам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Илиада
Илиада

М. Л. Гаспаров так определил значение перевода «Илиады» Вересаева: «Для человека, обладающего вкусом, не может быть сомнения, что перевод Гнедича неизмеримо больше дает понять и почувствовать Гомера, чем более поздние переводы Минского и Вересаева. Но перевод Гнедича труден, он не сгибается до читателя, а требует, чтобы читатель подтягивался до него; а это не всякому читателю по вкусу. Каждый, кто преподавал античную литературу на первом курсе филологических факультетов, знает, что студентам всегда рекомендуют читать "Илиаду" по Гнедичу, а студенты тем не менее в большинстве читают ее по Вересаеву. В этом и сказывается разница переводов русского Гомера: Минский переводил для неискушенного читателя надсоновской эпохи, Вересаев — для неискушенного читателя современной эпохи, а Гнедич — для искушенного читателя пушкинской эпохи».

Гомер , Гомер , Иосиф Эксетерский

Приключения / История / Поэзия / Античная литература / Европейская старинная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Стихи и поэзия / Древние книги