Доверено флоту

Эти перемены застали вице-адмирала Ф. С. Октябрьского на Керченском полуострове: командующий Крымским фронтом, еще в качестве нашего начальника, вызывал его для решения текущих оперативных вопросов. Затем в Краснодаре, где развертывался штаб Северо-Кавказского направления, командующий флотом представился С. М. Буденному и докладывал о черноморских делах прибывшему туда наркому ВМФ Н. Г. Кузнецову. Речь шла прежде всего о продолжавшей осложняться обстановке на морских коммуникациях, о том, как обеспечить снабжение Севастополя.

Николай Герасимович Кузнецов собирался после посещения кавказских баз побывать в Севастополе. Обсуждалось, каким путем — по морю или по воздуху надежнее к нам добраться. Но что-то помешало наркому осуществить это намерение, и он вскоре вернулся в Москву.

На Кавказе, где базировались наши бригады подводных лодок, Ф. С. Октябрьский отдал, пока в предварительном порядке, распоряжение о подготовке к транспортным рейсам в Севастополь также и подводных кораблей, сперва — наиболее крупных. Мы никогда раньше не думали, что придется ставить подводникам подобные задачи, но события развивались так, что для питания СОР могли понадобиться и подлодки.

Филипп Сергеевич вернулся в Севастополь очень озабоченным. И не только положением на море. Следует сказать, что к моменту его отбытия в Керчь и на Кавказ флотская разведка получила достоверные, как мы были убеждены (такими они и оказались), данные об интенсивной подготовке гитлеровцев к наступлению против войск Крымского фронта. При встрече с командующим фронтом Ф. С. Октябрьский изложил эти сведения лично ему, однако генерал-лейтенант Д. Т. Козлов отнесся к ним недоверчиво, поскольку они, по-видимому, не совпадали с его оценкой обстановки. Он сказал Октябрьскому, что армии фронта перейдут в наступление в начале мая и Крым будет очищен от фашистских захватчиков. Но сроков решительного наступления с Керченского полуострова называлось уже немало, и в реальность этого нового не очень верилось.

А я встречал Ф. С. Октябрьского подавленный понесенной нами утратой: 24 апреля в Севастополе погиб командующий черноморской авиацией Николай Алексеевич Остряков. Филипп Сергеевич уже знал об этом из моей телеграммы, оставалось лишь рассказать ему подробности.

…В тот злополучный день мы повстречались с Остряковым где-то около хутора Дергачи: я направлялся в бригаду Потапова, а Николай Алексеевич показывал авиационное «хозяйство» прибывшему из Москвы заместителю начальника управления морской авиации ВМФ генерал-майору Ф. Г. Коробкову, с которым он вместе сражался в Испании. Свернув с обстреливаемой противником дороги, мы поговорили несколько минут и разъехались, условившись встретиться на ФКП за ужином. В воздухе то и дело появлялись вражеские разведчики. А на обратном пути я увидел издали группу бомбардировщиков, летевших в сторону Стрелецкой бухты. Подумал: опять нацелились на базу сторожевых катеров… Но оказалось, удар был направлен на очень важные для нас (и, судя по всему, долго остававшиеся неизвестными противнику) авиаремонтные мастерские у маленькой Круглой бухты. На ФКП оперативный дежурный доложил: разрушен ангар, разбиты или повреждены ремонтировавшиеся самолеты, погибли генералы Остряков и Коробков…

Вот где настигла смерть 30-летнего командующего черноморскими ВВС. Не в воздухе, хотя молодой генерал совершил десятки боевых вылетов и лично сбил не один фашистский самолет, а на земле. И от этой нелепости было еще тяжелее. Не уберегли мы и генерала Коробкова, проведшего в Севастополе считанные часы.

Про Острякова мало сказать, что он погиб в расцвете сил. Его недюжинный талант авиационного командира, в сущности, еще только начал по-настоящему раскрываться. Мы потеряли человека самозабвенно отважного, способного до дерзости смело мыслить и действовать и в то же время очень чуткого к товарищам, мягкого, порой даже застенчивого в обыденной жизни. Очень быстро приобрел он среди флотских летчиков огромный авторитет, определявшийся отнюдь не только служебным положением Николая Алексеевича. Его уважали и любили, ему стремились подражать.

Погибших генералов хоронили на Кладбище коммунаров. На траурном митинге, необычно многолюдном для осадного Севастополя, общая скорбь ощущалась так остро, что я с трудом смог выступить — душил комок в горле. Салютом павшим прогремели залпы всей артиллерии оборонительного района по вражеским позициям. Самолеты, проносясь бреющим полетом над кладбищем, уходили на боевые задания.

После войны над могилами Н. А. Острякова, Ф. Г. Коробкова и похороненного рядом военкома черноморских ВВС М. Г. Степаненко (как он погиб, я рассказывал) поднялся общий памятник. Николаю Алексеевичу Острякову и Федору Григорьевичу Коробкову было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. В Крыму есть сейчас станция Остряково, есть проспекты Острякова в Севастополе и Владивостоке, где он служил раньше, улица. Острякова и его родной Москве.

Командующим военно-воздушными силами Черноморского флота стал с конца апреля 1942 года генерал-майор авиации В. В. Ермаченков.