Я поворачиваюсь к Сатоеву и надменно выгибаю бровь. Врожденное упрямство требует от меня хотя бы сделать вид, что я не согласна вот так…Сразу…
– Давай- давай, – кивает Хабиб на мои джинсы, кривя губы в снисходительной улыбке.
Поднимает горящие похотью глаза и перехватывает мой взгляд. Облизываю губы, наблюдая, как он устраивается поудобней для представления, повернувшись ко мне вполоборота и положив одну руку на руль, а вторую – на спинку моего сидения. Его ладонь дотрагивается до моих волос, небрежно и легко убирая прядку.
– Или поедЭм, Мадин, м? – интересуется глуше, смотря мне в глаза.
Шея немеет, и я с трудом отрицательно качаю головой. Почему-то ощущаю себя идиоткой, когда расстегиваю пуговицу на ширинке под его пристальным, ничего не упускающим взглядом. В голову лезут дурацкие мысли, что стянуть джинсы с себя элегантно у меня вряд ли получится. Это раздражает. Пальцы дрожат – из- за внимания к ним Хабиба особенно. Дергаю собачку на молнии, которая поддается только со второго раза, и стягиваю узкие джинсы по бедрам, которые тут же начинает покалывать от чужого тягучего взгляда. И только дойдя до колен, вспоминаю, что обувь тоже неплохо бы снять.
Чёрт.
Приходится нагнуться и совсем не грациозно повозиться со шнурками на спортивных ботинках. Пока нахожусь вниз головой, слышу, как вжикает молния на штанах Хабиба. От одного звука к лицу приливает жар. Дневной свет, льющийся сквозь лобовое, делает все слишком реальным, четким и пошлым.
И от этого слегка трясет.
Справившись с ботинками, выпрямляюсь и мажу взглядом по Хабибу. Его как обычно не смущает ничего. Развалился на своем сидении, широко расставив сильные ноги, преспокойно наглаживает себе наливающийся кровью член, торчащий из расстегнутой ширинки, и сверлит меня тяжелым, мутнеющим от похоти взглядом.
–До конца снЫмай, – нетерпеливо кивает Хабиб на джинсы, собравшиеся комком у моих колен.
Я только раздраженно шиплю, окончательно избавляясь от нижней части одежды. И без мохнатых знаю.
Еще через секунду джинсы оказываются в моих руках мятой тканевой массой. В какой-то заторможенности озираюсь по сторонам, соображая куда их теперь, и, помедлив, закидываю на заднее сидение.
Становится неуютно и зябко. По бедрам бегут крупные гусиные мурашки, голая задница липнет к кожаному сидению, и я слишком хорошо ощущаю текстуру ткани, отчего чувствую себя еще более нагой, чем есть.
Еще и этот черный, полный ленивого любопытства взгляд, впивающийся в тело…Хоть бы дотронулся уже.
Это так волнительно и стыдно одновременно – быть обнаженной только наполовину. Сидеть в теплой толстовке и прозрачных, ничего не скрывающих стрингах. Оказывается, гораздо пошлее, чем раздеться полностью. Будто ты нужна только для одного…
Закидываю было ногу на ногу, невольно сутулясь и принимая закрытую позу. Но Хабиб останавливает меня, подаваясь вперед и перехватывая мое колено.
Уверенное касание…Наконец!
Горячая волна какого-то все сметающего, пьяного облегчения тут же ползет по коже. Я шумно выдыхаю, смотря на мужскую, покрытую темными волосками ладонь, ползующую вверх по моей ноге. Наблюдаю, слово со стороны, как Хабиб рукой широко расталкивает мои бедра и накрывает промежность. Ребро ладони вдаливает намокающее кружево между складок, пальцы поглаживают пульсирующий от притока крови вход. Становится жарко, тело обмякает будто ватное. Я растекаюсь по креслу прикрывая глаза. Так его участившееся дыхание слышно лучше. И движения пальцев, неторопливые и скупые, воспринимаются острей. Низ живота стремительно тяжелеет, внутри скручивает жгутом.
Сдавленно стону, когда Хабиб отодвигает мокрую полоску белья и погружает пальцы в тут же набухшее лоно. Мышцы тут же плотно сжимают его руку, не желая отпускать. Его фаланги слишком грубые, слишком твердые, внутри нарастает беспокойный зуд на грани неприятия, и в то же время пульс взмывает до запредельных высот, так что все лицо начинает гореть, а тело непроизвольно напрягаться в ожидании разрядки.
Шевеление разогретого воздуха, пропитанного мускусом и им, и я ощущаю влажный развязный поцелуй на своей шее. Словно во сне закидываю руки на мужские напряженные плечи обнимая.
– Ыди сюда, жаркая моя…
Хабиб легко, одним движением перетаскивает меня к себе на колени и так же плавно и стремительно опускает на свой член. Дыхание сбивается окончательно, переходя в жалобные всхлипы. Меня буквально распирает. Ноги на мгновение отнимаются от прошивающих разрядов, в растянутом лоне неимоверно печет. Я замираю на нем, опустившись до конца, давая себе время привыкнуть. И мы целуемся. Целуемся так, что ток по венам бежит еще быстрей, и потребность двигаться становится невыносимой. Еще- еще – еще…
Хабиб поторапливает меня хлестким шлепком по заднице, сминает бедра, направляя. Целует шею, подбородок, отстраняется и сквозь полуопущенные, потяжелевшие веки наблюдает за моим раскрасневшимся лицом.