Довести Хабиба

Я не очень люблю быть сверху, но сейчас между ног так требовательно, разъедающе щекочет, что я не могу думать ни о чем, кроме как потушить этот чувственный зуд. Мышцы ноют от напряжения, на разгоряченной коже выступает испарина, стекает капельками пота под грудью и вдоль позвоночника. Но это все такая ерунда, по сравнению с тем, как мне убивающе, жутко хорошо. Еще чуть- чуть. Чуть-чуть…

Глухие стоны срываются с губ, когда впиваюсь ногтями в подголовник водительского сидения и яростней двигаю бедрами, ощущая близость разрядки. Хабиб шумно дышит, завороженно смотря в мое лицо. Его ладони сминают мне задницу и фиксируют в какой-то момент. Приоткрытый рот вжимается в мой, но это не поцелуй, мы просто жадно перехватываем кислород и вкус друг друга.

Я застываю на пике, бедра мелко дрожат, когда каменный, обжигающе горячий член начинает вбиваться в меня со скоростью отбойного молотка. Задерживаю дыхание, и в следующую секунду меня разносит на мелкие кусочки сильными, разбирающими на молекулы судорогами. Сквозь оглушающий шум крови в ушах слышу хриплый, глухой голос Хабиба:

– МожнА же?

Киваю, утыкаясь лицом ему в шею. Слизываю терпкую испарину с его горячей кожи, глупо улыбаясь и чувствуя, как он кончает в меня.

Конечно, можно…

Уже три дня я знаю, что это теперь ничего не изменит. Что уже поздно предохраняться. Хотя мы были аккуратны, без презервативов и было-то всего один раз в прошлом месяце. Хабиб в этом вопросе обычно щепетилен. Настолько щепетилен, что меня терзают глупые, но мучительные сомнения, а надо ли это ему вообще…

Три дня назад, обнаружив две полоски на тесте, я хотела признаться. Честно. Но духу хватило выдать только первую часть заготовленного разговора – что предохраняться больше не нужно. Сатоев тут же радостно предположил, что я как-то по- другому решила проблему с "залётом"(это он так назвал!), и добавил, какая я у него молодец. Я растерялась и то, что молодец тут скорее он и его мини "мы", уточнять не стала.

И вот до сих пор решиться не могу. Слово "залёт" резануло по мне как-то слишком болезненно и резко.

24.

В мой родной город мы въехали минут через сорок. Еще минут сорок ушло на то, чтобы продраться через пробки к элитному коттеджному поселку на окраине, в котором у отчима был выстроен целый дворец.

После спонтанного секса и полученной разрядки мысли текли вяло, на губах играла ленивая, беспричинная улыбка и в голову лезла только одна ватная, романтическая чушь. Мне было хорошо в этом салоне, пропитавшемся нами, в эту минуту, когда пасмурные тучи отступали все дальше за горизонт, впуская на небо ослепительное весеннее солнце, и рядом с этим человеком, хрипло и насмешливо комментирующим дорогу себе в бороду, и то и дело косо поглядывающего на меня. Я смотрела на Хабиба из- под полуопущенных ресниц и четко осознавала, что я нахожусь сейчас там, где хочу. И возможно зря я надумаю себе что-то, накручиваю себя, переживаю…

Да, мне хочется каких-то признаний, заверений, слов, но…

Но тогда мне наверно надо было выбирать другого человека.

Если уж даже предложение – момент, который должен был быть, казалось, самым романтичным в жизни, Хабиб сделал, забыв про кольцо, обозвав розы сраными и практически отхлестав меня ими по лицу. И самое смешное, что на тот момент мне все это действительно казалось до дрожи проникновенным, интимным, правильным. И его хриплый, натянутый от нервов голос, и черный тяжелый взгляд, прожигающий меня, и напор, и даже розы эти несчастные…

Меня ведь все устраивало! Ну, что теперь не так? И Хабиб вроде бы и не давал повода в нем сомневаться, а внутри все равно скребло занудной неуверенностью. Будто в топи стоишь – нет твердой почвы под ногами. Сомнения. Чего-то не хватало, хотелось большего.

– Ну чИто, Мадинка? Приехали? – хмыкнул Сатоев, мельком взглянув на навигатор и выворачивая на нужную улицу.

Тяжелая ладонь опустилась на мое колено и рассеянно потрепала, я накрыла ее сверху своей, крепко сжимая и забирая себе его тепло.

Заозиралась по сторонам, узнавая соседские дома за высокими коваными оградами. Сердце сильнее билось в груди с каждым метром. Вдали уже показалась усадьба Палея. Этот особняк в самом конце идеально заасфальтированной дороги был мне домом долгие годы, но слишком противоречивы воспоминания, связанные с ним.

Я переехала сюда вместе с мамой сразу после загадочного убийства отца и моих дядек. Тогда, фактически, во всем роду Ахмедовых не осталось ни одного половозрелого мужчины, который бы мог о нас позаботиться.

Моя старшая сестра, Лейла, была на тот момент замужем за очень могущественным человеком, Вадимом Палеем. И, хоть он и был русским, да еще прямым конкурентом отца, но, получается, приходился нам родней и оказался единственным мужчиной, способным взять нас под свое крыло.