– Перекусить хочешь? – я наблюдала за тем, как Хабиб снимает кроссовки и вешает куртку в коридоре.
– НЭт, не хочу. Может сходить за чемоданом все-таки, а то так быстро утащила мЭня, – Хабиб поправил джинсы в районе ремня и заозирался по сторонам. Заглянул в гостиную, открыл дверь на кухню.
– Принесут сейчас, – отмахнулась я и снова взяла его за руку. Горячая грубая ладонь приятно заколола кожу, и от кисти вверх к предплечью поползло тепло.
В животе как-то очень быстро скрутился жаркий ком от мелькнувшего в голове осознания, что мы одни в этом доме, что Хабиб приехал сюда, хотя мог и отказаться. Что он сделал это для меня, и что прямо сейчас он смотрит на меня насмешливо и заинтересованно, явно рассчитывая на какую-нибудь…хм…"благодарность"…
– Ну, раз принЭсут – наверх пошли. ГИдЭ там комната твоя? Любопытно…
***
– И как тебе моя мама в живую? – я прислонилась к стене, сложив руки за спиной и с улыбкой наблюдая, как Хабиб топчется медведем по моей девичьей комнатке.
Она была ему явно мала. Небольшая, заставленная белой резной мебелью, с розовыми пледами, мягкими игрушками и обоями в крупные цветы. Мощный, волосато-бородатый Хабиб, одетый во все черное, смотрелся здесь как какое-то жуткое святотатство.
Таких дядек не пускают в комнаты к девочкам.
Он и сам это прекрасно понимал, судя по ироничному выражению его лица. Ступал осторожно, будто в любой момент может сработать сигнализация, заточенная на мужиков с пошлыми мыслями, быстро вертел головой, подмечая детали, и жадно задерживал взгляд на всяких чисто девичьих мелочах: статуэтки, фотографии в рамках с сердечками, семейство плюшевых котят на кованой белой кровати.
Покрутил в руках ручку с помпоном, валявшеюся на письменном столе, недобро сощурился на постер с бойз бэндом, и только потом повернулся ко мне.
– Красивая женщина… Мило, чИто она решила разместить нас здЭсь, – он хмыкнул, подходя к кровати и, надавив пару раз кулаком на матрас, добавил, – В этом бабском раю…
И моя несчастная девичья постель тут же истошно заскрипела, чудом перенеся то, как с размаху на нее плюхнулся Сатоев.
– ГромкА, – подытожил Хабиб, скалясь и посылая мне многообещающий взгляд из- под потяжелевших век. Закинул одну руку за голову, а второй похлопал рядом с собой по матрасу, предлагая присоединиться.
– Если не нравится – можем перебраться в другую спальню, – пожала плечами я, делая вид, что не понимаю намеков.
– НЭ, отлично Усе, – Хабиб только улыбнулся шире, – МИне кажется, я даже запах твоих духов здЭсь чую…
Я медленно оттолкнулась от стены и сделала шаг к кровати, на которой развалился Хабиб. Черные глаза буквально впились в меня, ловя каждое движение. Вдоль позвоночника побежали мурашки – слишком странная и волнующая была картина передо мной. Хабиб в окружении вышитых подушек и плюшевых котиков, звездой разлегшийся на моей юношеской кровати, заправленной розовым пушистым пледом. Неуместно и неожиданно пошло…
– Красивая и всё? – мой голос сел на пару тонов, приобретая интимную бархатистость.
Не знаю, зачем я настаивала на разговоре о моей маме. Наверно, интуитивно чувствовала, что сейчас Сатоев гораздо больше расположен во всем со мной соглашаться.
Хабиб нахмурился и поджал губы. Проследил за тем, как я провела пальцами по кованой спинке, остановившись у изножья кровати.
– ЧИто ты хочешь от мЭня, Мадин? Вежлив буду, чИто еще? – он перевел на меня похолодевший, жесткий взгляд.
– Просто пойми, что это моя семья. Я их люблю…
– Я понимаю, – буркнул Сатоев и с жаром добавил, – Ну, нЭ обязан я тоже любить ее, ну! Давай нЭ будЭм вообще!
– Да, не обязан, – глухо повторила я, отворачиваясь.
Стало так грустно, что весь запал разом пропал. А в глазах вдруг предательски защипало…Чё-ё-ёрт!
Я резко задержала дыхание, чтобы не всхлипнуть. Это что вообще? Я что? Собираюсь плакать? А мир уже стал расплываться перед опущенными в пол глазами. Окатило волной недоумения.
С чего вдруг вообще реву?! Это что…?
Догадка холодком поползла по коже…Гормоны?! Ну, приехали…
С кровати донесся раздраженный глубокий вздох, а затем матрас жалобно заскрипел, возвещая о том, что Сатоев изволил поменять положение. Покосилась в его сторону. Сел и хмуро взирает на меня.
– Мадинка, – как-то слишком ласково, отчего я все-таки не смогла удержать судорожный выдох, выдавший меня с головой, – Ты чИго??? ТЭбя ж лУблю, а? РодствЭнники-шмодствЭнники… НЭ по пять же лЭт нам?! Сами проживем…Ты общайся – кИто мешает???
Господи, лучше б молчал!
Только хуже делает! Вообще не успокоиться. Вообще…
И самое обидное, что я точно и сказать не могла, почему меня трясет всё больше. Вот уже и плечи мелко дрожат. Я до боли сжала пальцами переносицу, так и не поднимая головы. Отошла от кровати, разворачиваясь к Хабибу спиной. Поняла по звуку шагов, по шевелению воздуха, что он встал с постели и подходит ближе.
Тяжелые горячие ладони сжали мои предплечья до хруста, в макушку уперся бородатый подбородок.
– Усе, прЭкращай…– недовольно буркнул Сатоев, начиная покачиваться вместе со мной, словно убаюкивал капризного ребенка.
Ребенка…Рвано выдохнула опять.