Высокая, худощавая, такая элегантная в своем строгом брючном костюме и короткой норковой шубе, она была похожа на модель, сошедшую со страниц модного журнала, и совсем не тянула на женщину, которой сегодня исполнялось пятьдесят. Я покосилась на своего водителя – Хабиб перестал улыбаться, цепко всматриваясь в будущую тещу, поджидающую нас у парадной лестницы. Линия и без того твердого подбородка прорисовалась четче, взгляд потяжелел и стал задумчивым. Это хорошо – возможно, видя её вживую, он решает заново составить мнение о самом моем близком человеке.
Внутри у меня тревожно и с тихой надеждой натянулось. Очень хотелось, чтобы все прошло хорошо.
– Милая, как я рада, что ты вырвалась! – мама бросилась ко мне с широко раскрытыми объятиями, стоило только выйти из машины. Крепко стиснула меня своими тонкими руками, обдавая запахом духов и нежа приятным щекотанием норкового меха. Бросила быстрый взгляд мне за спину и отступила на шаг, поправляясь, – ВЫ выбрались....
Лучезарно улыбнулась, смотря мне за плечо.
– Здравствуйте, Хабиб. Алсу Рашидовна, очень рада с вами познакомиться! Мадина много о вас рассказывала…
– Я тоже. Рад, – Хабиб обогнул машину и встал прямо за мной, небрежно положив руку мне на талию и одним движением притягивая к себе.
Мои лопатки вжались в его горячую грудь. Стало волнительно тепло и одновременно неловко. Мама проследила за ладонью Хабиба, крепко впечатывавшийся в мою талию, на секунду нахмурилась – она не любила проявлений чувств на людях, но быстро взяла себя в руки, подняв глаза на его лицо и вежливо улыбаясь.
– Доченька, – это было немного странно, что обращалась она ко мне, а поглядывала при этом на Хабиба, – Вы устали наверно с дороги? Я распорядилась вам гостевой домик подготовить, чтобы вы себя у нас не чувствовали стесненными. Обед там Нина Николаевна на кухне оставила. Думаю, все найдете. А мне бежать надо, у меня салон, это же ничего? Не обидишься на меня?
И наконец перевела на меня виноватый взгляд.
– Мам, конечно, беги! Я все понимаю. Во сколько ужин? Где?
– Прием в восемь в "Альтере". Но я думаю к семи уже вернусь – все вместе поедем, хорошо?
– Да, конечно. А Вадим Львович? – я отошла от Хабиба и обняла маму, которая сразу как-то расслабилась и более искренне заулыбалась. Ласковым движением провела пальцами по моим волосам.
– Красивая ты у меня, – тише заговорила, – Прямо светишься вся…
Бросила еще один быстрый взгляд на Хабиба и хитро подмигнула. Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Приятно. Приятно и тепло мне от нее.
– У Вадима дела какие-то, не знаю. Обещал, что к девяти будет, – она выпуталась из моих объятий и помахала нам, бодро цокая каблуками в сторону гаражей, – Ну все, дорогие, до вечера, пока!
Потом вдруг резко тормознула.
– Мадь, а ты со мной в салон не хочешь?
– Нет! – я, конечно, может и хотела, но не представляла, как оставлю сейчас Хабиба одного, – Я сама справлюсь, не переживай, мам!
– Ладно, пока!
– Пока! – я взяла Хабиба за руку и потянула в сторону гостевого домика, спрятанного в глубине сада за хозяйским особняком, – Пойдем, покажу тебе свою комнату, в которой я еще студенткой жила. За машину не переживай – охрана отгонит. Вещи тоже принесут.
– А чИто? В барский дом бЭженцев не пустили? – хмыкнул Сатоев, покорно огибая вслед за мной особняк и то и дело оборачиваясь и провожая глазами мою маму.
– Шутник! – я фыркнула, закатив глаза, – У Вадима Львовича же тогда семья с Лейлой была. Мы с мамой отдельно жили, чтобы им не мешать…
– ЧИто-то нЭ сильно вышло…НЭ мешать, – хмыкнул Хабиб.
– Прекрати, это все-таки мама моя, – я начала злиться.
– Ладно, Усе. Молчу, – Сатоев тут же поднял руки вверх, вроде как сдаваясь.
26.
Если при виде главного особняка меня обуревали очень противоречивые чувства, несмотря на то, что уже много лет прошло с тех событий, то маленький двухэтажный домик в английском стиле в глубине сада ничего кроме светлой теплой грусти не вызывал. Всё такой же опрятный, аккуратный, в темно-красном кирпиче, с белоснежными окнами и решеткой шпроссов, с многочисленными цветами на подоконниках и ажурными занавесками – он был будто сошедший со страниц сентиментальной европейской прозы девятнадцатого века.
Я невольно ускорила шаг, потянув за собой с любопытством оглядывающегося по сторонам Хабиба. Мокрый гравий пешеходной дорожки шумно зашуршал под нашими ногами.
Внутри дома пахло едой и немного пустотой. Тот самый стылый пыльный аромат, который появляется в помещениях сколько их не проветривай, если там долго никто не живет. Этот домик использовали теперь только для гостей, а гости к Палеям нынче заезжали не часто. Если я приезжала к маме, то ночевать у нее не оставалась – мы ведь раньше жили в одном городе. Старшая сестра же Лейла и сын отчима Антон и вовсе здесь наверно никогда не появятся. Хоть Вадим Львович и, казалось, простил их за предательство, но негласно было решено, что путь в Россию им заказан. За сыном Тимуром Вадим с мамой летали сами, чтобы забрать его к себе в период школьных каникул. Сами же привозили его потом обратно в Германию.