Довлатов и третья волна. Приливы и отмели

Вспоминается эпизод: Карл и Эллендея пригласили меня и Аксёнова на «военный совет». «Что можно сделать с нью-йоркской „Руссикой“?» Это был магазин русской книги, который быстро начинал расширять и издательскую деятельность, готовился издать собрание сочинений Цветаевой. «Руссика» давно уже раздражала Профферов тем, что затягивала платежи за посланные им книги, но при этом требовала новых отправок. «Да-да, сегодня уже бросили чек в почтовый ящик. Пожалуйста, пришлите романы Набокова, по десять экземпляров каждого». Им верили, посылали, но чека все не было. («Ах-ах, наверное, почта проклятая потеряла!») И вот теперь они стали издателями, конкурентами на довольно тесном рынке. Нельзя ли как-нибудь задушить их? Например, организовать бойкот, чтобы и другие русские издатели перестали посылать свои книги в этот магазин.

Не совсем понятно, почему владельцы издательства должны радоваться по поводу появления конкурента, способного откусить кусок от достаточно скромного пирога. Иногда Карл весьма удачно троллил специалиста по экономике:

В другой раз я сам задел тот же больной нерв. В издательстве – я видел – быстро росли горы неплохих рукописей, присылаемых из России. За каждой из них стоял живой человек, который решился бросить вызов системе, поставить на карту свою судьбу, может быть, даже отправиться в места отдаленные вслед за Синявским, Даниэлем, Амальриком, Буковским. Но было очевидно, что при темпах работы «Ардиса» хорошо если одна десятая этих рукописей имела шанс быть опубликованной у нас.

– Карл, – сказал я в какой-то момент, – ведь вся эта гора прозы и стихов не имеет шансов выйти в «Ардисе». А люди там ждут, верят, надеются. Почему бы не отправить хотя бы часть в другие издательства и журналы?

Он посмотрел на меня как на сумасшедшего.

– Ты хочешь, чтобы я своими руками начал поддерживать наших конкурентов? Вот и видно, что ты, написав книгу про советскую экономику, до сих пор не понимаешь звериных законов экономики капитализма.

Есть и личные обиды. Дети Проффера от первого брака иногда спускались в подвал и болтали с сотрудниками отца. Ефимов обращается к ним, но они избегают общения с мемуаристом. Расстроенный Ефимов жалуется коллегам. Те, полагаю, растеряны от подобного повода для огорчения, но пытаются приободрить страдальца:

Фред Моди уговаривал меня не обижаться, объяснял, что для американских подростков мир взрослых часто не существует.

– С тобой же они здороваются и разговаривают, – грустно возражал я.

Тут трудно что-то сказать. Жестоко, и не заплатив за это, смеется Карл над творческой плодовитостью своего работника: