Довлатов и третья волна. Приливы и отмели

Сначала мне платили 400 долларов в неделю, вскоре добавили еще 25. Сто из них я отдавал Палею на семейные расходы.

Процитированный небольшой пассаж из мемуаров Рубина также требует помощи любознательных. Непонятно, кто кому кем приходится. Усыновил ли Рубин своего компаньона или сам стал членом семьи ветерана советско-финской войны? На новом месте ответственный секретарь чувствовал себя не слишком уютно. Рубина, декларативного семьянина, раздражали вольные манеры Якова Моисеевича:

Он, которому было изрядно за семьдесят, никогда не отказывал себе в удовольствии ущипнуть или потрепать по щечке даму из тех, что помоложе, а осчастливленная вниманием босса в ответ кокетливо хихикала. Дам мало-мальски привлекательных он по очереди приглашал отобедать с ним в хорошем ресторане и, разумеется, получал восторженное согласие.

Воспоминания Рубина в этой части отражают действительность. В 2009 году «Радио Свобода» посвятило передачу истории «Нового русского слова», которое в том же году прекратило свое существование. Издатели и работавшие в газете делились воспоминаниями. В их число вошла Людмила Кафа-нова. Да, та самая, которая так неблагодарно отреагировала на устный мемуар Палея:

Вошла в закуток главного редактора, представилась, Яков Моисеевич встретил меня весело и любезно, взял принесенную статью, убей бог, не помню, о чем, посмотрел и сказал: «Нам подходит, будем печатать». После чего завел со мной очень милый разговор о том, о сем, а когда я посчитала, что Андрей Седых и так провел со мной много времени, я встала, чтобы уходить. Главный редактор подошел ко мне, обнял меня за плечи, и я почувствовала, как рука его медленно, но верно движется по моей спине вниз. «Дорогой Яков Моисеевич, – проговорила я сладким, сдобренным большой долей иронии голосом, – я не возражаю против ваших манипуляций вокруг моей спины и ниже, но предупреждаю, это вам обойдется в норковое манто». Седых тут же отдернул руку и захохотал: «А еще совсем недавно было достаточно ланча в дорогом ресторане». «Забудьте о такой дешевке, – смеялась я, – все страшно подорожало».

Думается, что Яков Моисеевич избрал в данном случае неверную методологию. Если бы он начал общение с чтения воспоминаний о встречах, допустим, с Буниным, то переход к более тесному контакту мог осуществиться без особых возражений и угроз с упоминанием меховых изделий.

Конечно, подобная раблезианская атмосфера угнетала Рубина. Увы, несмотря на достаточное количество компромата, он был вынужден молчать. Изгнание сладострастного Меттера так и осталось яркой, но единственной победой морали в мире русскоязычной нью-йоркской журналистики. В любом случае Палей по-родственному навещает мемуариста на его новой работе. Достаточно быстро он сближается с руководством:

Павел посещал меня на работе почти ежедневно. И заглядывал мимоходом к Вайнбергу – поздороваться, задать дежурный вопрос: «Как жизнь?» Его обаяние, его умение высказать симпатию тем, кому он хотел понравиться, не могли не вызвать ответного расположения. Он быстро сблизился с Вайнбергом и его верным адъютантом Мишей Бительманом, которого Валерий представил мне так: «Знакомься, мой великий визирь!»

Все чаще Палей шел прямо к ним, минуя мой кабинет.