Одно время у мамы мелькнула мысль, что я раздумал разводиться с Асетриной. Это произошло из-за моего скверного характера, да и из-за маминого. Она, как ты догадываешься, стала обливать грязью мою супругу, приписывая ей даже уж такие качества, как сильный еврейский акцент.
В Америке взгляды Норы Сергеевны не изменились. Из письма Игорю Смирнову от 1 июля 1983 года:
Мать здорова, но ропщет. Недавно стала говорить:
– В Ленинграде у меня были подруги! А здесь – сплошные евреи – Циля, Рива… Где мои подруги? Где?
Тогда я сказал резонно:
– Твои подруги умерли, к сожалению, а ты, к счастью, – жива и здорова…
Тогда мать задумалась и просветлела…
В 2016 году Елена Довлатова дала интервью порталу Jewis. ru. Ей задали тематический вопрос:
Сергея называют до мозга костей еврейским писателем, хотя с точки зрения ортодоксальных законов он не был евреем. Соблюдались ли у вас дома какие-то еврейские традиции?
Ответ последовал четкий и определенный:
В младенчестве мать меня крестила. Отец, еврей, не был в это посвящен, так как воевал на фронте. Никто в нашей семье не ходил ни в церковь, ни в синагогу. Хотя на еврейские праздники, как теперь понимаю, моя тетка пекла гоменташи, а на православную пасху – куличи и красила яйца. Этим, собственно, мое религиозное воспитание и ограничилось. Дети наши тоже не религиозны. Традиций религиозных в нашем доме нет. На Новый год мы ставим елку.
Все сказанное свидетельствует об отсутствии «еврейского элемента» в бытовой жизни Довлатова. Отец, как возможный носитель традиций, не оказывал какого-то значимого воздействия на жизнь сына. Тем более что семейство Мечи-ков трудно назвать типичными евреями. Довлатов не без удовольствия живописал деда в повести «Наши»:
Наш прадед Моисей был крестьянином из деревни Сухово. Еврей-крестьянин – сочетание, надо отметить, довольно редкое. На Дальнем Востоке такое случалось.
Сын его Исаак перебрался в город. То есть восстановил нормальный ход событий.
Сначала он жил в Харбине, где и родился мой отец. Затем поселился на одной из центральных улиц Владивостока.
Сначала мой дед ремонтировал часы и всякую хозяйственную утварь. Потом занимался типографским делом. Был чем-то вроде метранпажа. А через два года приобрел закусочную на Светланке.
Рядом помещалась винная лавка Замараева – «Нектар, бальзам». Дед мой частенько наведывался к Замараеву. Друзья выпивали и беседовали на философские темы. Потом шли закусывать к деду. Потом опять возвращались к Замараеву…
– Душевный ты мужик, – повторял Замараев, – хоть и еврей.
– Я только по отцу еврей, – говорил дед, – а по матери я нидерлан!
– Ишь ты! – одобрительно высказывался Замараев.
Через год они выпили лавку и съели закусочную.
Размах дед Исаак явил и в ратном деле: