Рад, что Вам понравился прием с товарищеским судом. Но следующий абзац не совсем ясен: даете Вы в книжку рассказы о заповеднике (пусть в том виде, как сейчас)? Или Вы хотите до конца упиться этой ситуацией: издатель (кажется, впервые в жизни) просит у Вас для книги уже написанные вещи, а Вы упираетесь?
Практически прямым текстом Ефимов объявляет колеблющемуся: делай, что говорят, а то первый случай интереса издателя станет одновременно и последним. Неожиданно Довлатов проявляет упрямство, не желая публиковать обе повести одновременно. Он пытается, помимо художественной стороны, апеллировать к финансовому благоразумию Ефимова. Из письма от 25 сентября 1981 года:
1. Издавать две повести в единой обложке – не следует. Это немного дискредитирует обе повести. Возникнет маленький конкурс. Одна получится лучше, другая хуже. Это будет шаг к сборнику рассказов.
2. Я почти уверен, что коммерчески одна повесть – рентабельнее. Книжка толщиной в 130 страниц обойдется издательству в 1000, как минимум, долларов, не считая набора, возни с макетом и обложкой, и стоить она может через год от 6 до 7.50. Книжка же толщиной в 260 страниц обойдется на 60 % дороже, а ставить цену больше 10 долларов – нахальство. Может, я неправильно считаю…
Довлатов предлагает издать «Заповедник» в следующем после выхода «Зоны» 1983 году. В ответ Ефимов проявляет несвойственную мягкость. Может быть, денежная аргументация Довлатова сработала. Возможность оптимизировать расходы приводила хозяина «Эрмитажа» в хорошее настроение, рождая, в свою очередь, собственные рационализаторские предложения. Из письма Ефимова от 3 октября 1981 года:
Дорогой Серёжа!
Господь с Вами – уговорили.
Будем в 1982 издавать «Зону». Но с условием, что и «Заповедник» постараться дописать для нас на 1983 г.
Срок – середина лета, начало осени. Но хотелось бы, чтобы готовая рукопись была задолго до этого, чтобы втиснуть набор в образовавшееся «окно». Кстати, много ли из этого печаталось у Перельмана? Устраивает ли его шрифт и формат? Можно ли нам сэкономить немного, использовав частично его набор.
Были уточнены финансовые условия издания «Зоны». Из тысячного тиража Ефимов в качестве оплаты предложил писателю двести экземпляров. В качестве альтернативы – десять процентов с каждой проданной книги. «Зону» Ефимов хотел продавать по 7 долларов 50 центов. В идеале Довлатов мог разбогатеть на 750 долларов. Писатель выбирает двести книг. Кстати, интересный вопрос: насколько стоимость будущей книги соотносится с ценами на эмигрантском книжном рынке? Это легко узнать с помощью того же «Нового американца». В № 102 мы находим большое объявление издательства «Russica». Относительно недорого – 4 доллара просили за «Индийские трактаты о любви». Мемуары Светланы Аллилуевой уже стоили 10 долларов. За скандальный роман Лимонова «Это я – Эдичка» требовалось выложить 12.50. Воспоминания Бориса Бажанова – «секретаря Сталина» – оценивались в 15 долларов. На классику цены еще выше. Двухтомник прозы Цветаевой с предисловием Бродского стоил 35 долларов. Столь солидный ценник объясняется просто – малые тиражи напрямую влияли на стоимость книги. Для эмигрантов из Союза, где стоимость книги редко превышала три рубля, подобные цены представлялись дикими. Парадоксально, но цены на книги в Америке соотносились со стоимостью книг на черном рынке в СССР. Отдавать подобные деньги в условиях личной нестабильности «новых американцев» означало проявлять необоснованный оптимизм. Разговор об издательском деле впереди, а пока вернемся к «Зоне».