Довлатов и третья волна. Приливы и отмели

Я простил ей все, и ее возню со своими тряпками, но когда она легла, она еще больше разочаровала меня, все больше и больше разочаровывала. На ней было слишком много волос. На голове они были уместны – прекрасные еврейские волосы. Но такие же были и под мышками, и такая же колючая проволока на лобке, и некоторые грубые волоски умудрились попасть на ее очень крупные груди, к соскам. – Это уж ни к чему, – подумал я, пытаясь разогреть себя и ее для этого дела. – И вы, Эдичка, кажется, к тому же и антисемит.

Я довольно быстро проник туда, хотя это не было ожидаемое горящее и влажное место. Не в такой степени, как мне хотелось. Когда я, перевалившись, лег между ее ног в обычной позиции, она тут же взвалила на меня свои ноги, что затрудняло мне какое бы то ни было движение. Мало того, она вела себя так, как, по ее мнению, должна была себя вести горящая страстью женщина – она пыталась прижимать меня к себе как можно сильнее, отчего я был не в восторге, потому что это мешало мне делать любовь. Впервые я столкнулся с таким неумелым человеком…

– Соня, откройся, не сжимайся, бить буду! – прошипел я ей.

От нее не пахло никакими духами или даже мылом, запах ее естественный не был неприятен, но я так любил духи, а ее запах почему-то напоминал мне запах еврейских комнат, завешанных коврами, летом в Харькове, комнат, где мне приходилось бывать. Не хватало только пыльного луча света да ползающих мух. Кое-как я все-таки отцепил ее от себя и стал ебать ее более свободно.

При всем натурализме и проговаривании деталей «интимные сцены» в исполнении Лимонова лишены важных элементов эротических текстов – одновременного возбуждения и расслабленности. Для срабатывания немногочисленных эротических образов и тропов необходима комфортная психологическая среда. Без надломов и трагизма. Мечущийся по холодному, чужому Нью-Йорку Эдичка поспешно соединяется с телами других людей, оставаясь одиноким и потерянным, ненужным миру и самому себе. Своих читателей, как я уже сказал, Лимонов мог шокировать откровенностью языка и описаний, но никто не рискнет прочитать роман как приглашение в манящий и волнующий мир секса.

На эту территорию писатель попытался зайти в 1986 году, выпустив роман «Палач». Его можно расценивать как честную попытку написать порнографический роман для широкого круга читателей. Нельзя сказать, что попытка удалась. История Оскара Худзински, польского эмигранта, нашедшего себя в сфере садомазохистских услуг. С профессиональной ответственностью он выезжает на вызовы требовательных клиентов:

Оскар погрузил хлыст и член в черном картонном футляре в синюю спортивную сумку и, немного подумав, положил туда же и кожаные наручники с тянущимися от них цепями и кожаную черную маску. Блядь Наташка любит сценически оформлять свой любовный акт, она и заставила в свое время Оскара закупить все это снаряжение.

Оскар опять вздохнул и, сдернув со стены ошейник с острыми, неспиленными шипами, бросил и его в сумку и, свистнув «молнией», повесил сумку на плечо и вышел из комнаты.