Довлатов и третья волна. Приливы и отмели

К парочке подходит один из членов клуба, Дэвид. Выясняется, что он работает на телевидении. Там же до эмиграции трудился наш герой. У Дэвида прогрессивные, даже радикальные взгляды. Правда, они касаются не секса:

– Значит, мы коллеги, – улыбнулся Дэвид, – и вообще я люблю русских. Наши «ястребы» ненавидят русских и много кричат о нарушении прав человека в России, но они редко задумываются о нарушении прав человека в Америке. Свобода ущемляется везде, и я не вижу особой разницы между диктатурой пролетариата и засильем капиталистических монополий…

– Разница в том, – заметил я, – что, сказав сейчас все это, ты благополучно уедешь домой из этого борделя, а в Союзе тебя бы увезли в закрытом автомобиле.

– Значит, русские даже в борделях не могут критиковать своих вождей?

– В Союзе нет борделей.

– И хорошо, что их нет, – сказал Дэвид, – порноиндустрия создана для разлагающейся буржуазии.

– Зачем же ты сюда пришел? – поинтересовался я.

– Я пришел, потому что изнывал от скуки в потребительском обществе… Знаешь что, – Дэвид вдруг хлопнул меня по колену, – поедем ко мне. У меня хорошая библиотека, кабельное тиви, много выпивки… Выпьем, поговорим…

– Даже не знаю, что тебе сказать…

– Может быть, ты думаешь, что я гомосексуалист? Ни в малейшей степени. Просто твое лицо мне показалось интеллигентным, и я решил познакомиться с тобой. Возьмем твою подругу. А я вызову свою знакомую – Полли. Она троцкистка. Ты уважаешь Троцкого?

– Не очень.

– Все равно поехали.

Марина не долго страдала в одиночестве. С ней знакомится пожилой фермер по имени Мики. И он сделал Марине предложение, несколько выходящее за рамки специализации клуба:

– Что за ерунда! Я познакомилась с интересным человеком. Он бывший ковбой и охотник. Видишь шрам у него на животе? Это его забодал дикий кабан.

– Кабаны не бодаются, – сказал я.

– Ну значит – буйвол! Или крокодил. Это неважно. Он прилетел в Нью-Йорк развлечься после нескольких месяцев изнурительного сельскохозяйственного труда. Он говорит, что я напоминаю его дочь, которая полюбила странствующего художника и уехала с ним в Венесуэлу. Он предложил мне взять лимузин и объехать вечерний Нью-Йорк.

– По-моему, он просто клеится к тебе.

– Ничего подобного. Зачем бы он тогда предложил мне уйти? Будь у него сексуальные намерения…

– Или возможности, – вставил я.

– Ему было бы гораздо проще осуществить их здесь…

– Странное дело, – говорю, – мы пришли с тобой в гнездилище разврата, познакомились с двумя людьми, в результате один из них приглашает нас на политическую сходку, а второй жаждет совершить романтическую поездку по ночному городу…

Герои все же покидают «Зоо». Нельзя сказать, что посещение «гнездилища разврата» закончилось ничем и шестьдесят долларов, из которых Марина твердо обещала вернуть тридцать, выброшены на ветер: