Довлатов и третья волна. Приливы и отмели

Внешне жизнь покрыта довольно яркими завитушками. Покоя и стабильности нет. Лишних денег нет, и само это выражение, «лишние деньги», тут звучит безумно. Мы живем в иноязычной среде. Из-за этого случаются минуты полного бессилия. Этнические меньшинства здесь не в почете. Русские эмигранты – особенно. Хуже нас только пуэрториканцы. Китайцы уже значительно выше. Их тут целый город с бесчисленными ресторанами и школами каратэ, так называемый Чайна-таун…

…Негров, кроме больших городов, всюду давят. Это правда. А те за это режут белым глотки в Нью-Йорке. Именно там, где я живу. У меня два пистолета – большой и маленький. То есть – уличный и домашний. Лена ездит в метро с газовым баллончиком. Рейган клянется, что покончит с уголовщиной. Пока что самого Рейгана едва не застрелили…

В финансовом отношении дела чуть ли не хуже криминальной обстановки:

…Необходимо иметь какие-то сбережения. Допустим, сегодня я могу пригласить в ресторан тридцать человек. Но если я завтра сломаю ногу – это конец. Сутки в больнице – 400 долларов. И так далее. Лена, между прочим, собралась рожать. Она на шестом месяце. Недавно в метро потеряла сознание от жары. К врачу обращаться невозможно. Иначе будешь работать только на врача. Роды стоят две тысячи минимум.

Ну и рисуется картина полной деградации в культуре:

Быть меланхоликом считается верхом позора. Мещанство – непробиваемое. Читают только макулатуру. Все известные нам писатели – бедствуют. Воннегут мечтает научиться халтурить для кино. Стайрон написал «Выбор» ради денег. Книги Апдайка расходятся тиражами – 10–15 тыс…

Нас откровения Довлатова не удивляют, но в те годы подобные заявления не были, мягко говоря, типичными. Именно очерк Трифонова в «Неве», а не повесть или фильм заставили писателя переживать по-настоящему. Из воспоминаний Владимира Соловьёва:

Речь сейчас о Серёже, который многое принимал слишком близко к сердцу. Но никогда не видел Серёжу в таком отчаянии, страхе и панике, как в тот день, когда он узнал о публикации своих писем в питерском журнале «Нева». Эти письма с ламентациями и сетованиями по поводу эмиграции и здешней нашей жизни не просто компрометировали Довлатова в России, но и могли принести ему вред в Америке.

Когда совсем скоро встал вопрос о настоящем литературном возвращении писателя на родину, то влажный журнальный след еще не высох. Из письма Довлатова Андрею Арьеву от 1 марта 1989 года:

Печататься дома я, конечно же, хочу, амбиций чрезмерных у меня нет, просто я, откровенно говоря, не хотел бы проявлять инициативы в сторону «Невы», я считаю, что ими допущена неблаговидность по отношению ко мне, и никто никогда не попытался это дело ликвидировать.

Довлатов провел расследование и пришел к выводу, что его письма Трифонов позаимствовал у Валерия Грубина. С мнением мужа согласна и Елена Довлатова. Из ее письма Владимиру Соловьёву: