Довлатов и третья волна. Приливы и отмели

Тут вопрос: каким образом Довлатов отвечал за неудачные театральные анекдоты своего родителя? Откуда биологическая предопределенность, механическая передача гена бездарности от отца к сыну? Складывается впечатление, что Войнович воспринимал Довлатова также в качестве автора немудреных анекдотов, подсмотренных в жизни. Интересно, что в отличие от Довлатова отношения с западными издателями Войнович выстраивал жестко, не шутил и тут, как заметили Вайль с Генисом. Вот Роберт Страус ведет писателя в ресторан с «литературной историей». В нем Хемингуэй пил кальвадос. Подозреваю, что таких легендарных мест как в Америке, так и в других частях света немало. Войнович оценил, но:

Я был польщен таким историческим как бы соседством, но не забыл напомнить Страусу о деньгах. Он поднял брови, как бы не понимая, о чем речь. Я напомнил, что речь о том, что в приглашении, присланном мне дважды, было четко обещано, что мой приезд с дочерью и женой и поездки по Америке будут полностью оплачены.

– А, вы об этом предложении, – вспомнил Страус, – так оно вообще было фиктивное. Мы посылали его в Советский Союз просто для того, чтобы вас выпустили.

– Да, но вы мне то же самое прислали в Мюнхен.

Он смутился.

– Правда? Ну хорошо, я вам заплачу эти деньги. Сколько дней вы еще в Нью-Йорке? До воскресенья? В пятницу вы получите чек.

Перед обедом Роджер подарил Оле большого игрушечного страуса на ниточке. Оле подарок так понравился, что она решила выступить в роли посредника и попросила:

– Папа, прости ему все.

– Нет, Олечка, – сказал я ей, – нам этого страуса не хватит.

Войнович продолжал давить на издателя, как в Америке, так и после возвращения в Европу:

Я ему звонил отовсюду и требовал, чтобы он мне заплатил деньги, но при этом продолжал выступать. Не дождавшись от Страуса обещанных денег, я поехал в Вашингтон, он обещал прислать мне деньги туда. Потом обещал, что получу деньги в Сан-Франциско. Потом в Лос-Анджелесе. Затем в Сиэтле и опять в Нью-Йорке. Вернувшись в Мюнхен, я написал Страусу, что если он не пришлет мне 3000 долларов, я порву с ним всякие отношения. В ответ получил письмо, вскоре подтвержденное чеком, что он выслал мне 2500 долларов и, если я буду настаивать, пришлет еще пятьсот.

Подобная цепкость, умение выбить свое вызывает уважение. Единственный момент: никто сегодня не водит авторов в ресторан, чтобы показать место, где Владимир Войнович выдавливал деньги из жадного издателя.

Вернемся к поездке на конференцию Довлатова. И снова «Литература продолжается». Следующий эпизод не менее яркий, что и вызывает не меньшие подозрения. Автор говорит, что в аэропорту случайно встретил главного редактора «Времени и мы» и без особого напряжения завел с ним разговор:

Перельман – человек загадочный. И журнал у него загадочный. Сами посудите. Проза ужасная. Стихи чудовищные. Литературная критика отсутствует вообще. А журнал все-таки лучший. Загадка…

Я спросил Перельмана:

– Как у вас с языком?

– Неплохо, – отчеканил Перельман и развернул американскую газету.

А я сел читать журнал «Время и мы»…

Мы помним инцидент с открытым письмом, позволяющий понять повышенный интерес Перельмана к американской прессе. Для Довлатова газета – чеховская пепельница, позволяющая закрутить сюжет: