Дракон и солнце 3. Луна, звезда (СИ)

- Я на него не работаю, - мотнул головой Джон. - Просто проводил народ. А что?

- Да мне бы передать образцы, - потряс мешком Фалько. - Эбонит. Надо убедить инвесторов, что сюда стоит вложить деньги.

- Ладно, передам, - легко согласился Джон и подумал: шахты должны заработать. У этого места будет долгая история, но для начала его должны хотя бы выстроить.

Распрощавшись с рабочими, которые начали обустраиваться в лагере, он закинул мешок на плечо и вышел обратно на берег. Вон там будет пристань… а там, дальше - поместье Северин, где Серана забыла чудо-кирку… а вот тут - рыночная площадь, где данмеры будут плясать свои суровые боевые танцы… и целовальный конкурс, которого он совсем не помнит, тоже будет здесь.

- Эй, - позвал его Фалько, подходя сзади. - Может, хоть поешь с нами перед дорогой?

Джон обернулся, вырвавшись из воспоминаний, и вежливо отказался, сославшись на то, что до форта путь неблизкий, а уже вечереет.

А на самом деле - до кургана, думал он, идя по своим собственным следам. Хочу в курган, в драуграм.

 

*

 

Вломившись в каменную дверь кургана Колбьорн, он с восторгом встретил драугра, болтавшегося по коридору, и поприветствовал беднягу Йолем. Обойдя тлеющие останки, он сунулся вглубь и вскоре понял, что курган совсем невелик - коридор да зал с нишами, в которых лежали вмороженные в лед кости.

Сталгрим, колдовской лед, вспомнил Джон и будто наяву услышал вкусный хрупающий звук, с которым Серана откалывала от глыбы ледяные куски. У отца в закромах был шлем из сталгрима, рассказывала она тогда. Уж не с гор ли Моэсринг Харкон его привез, подумал Джон, вспомнив побасенки Папули.

Посреди зала лежала тесаная каменная глыба, явно устроенная там для важного покойника. Вытащив из-под крылышка свои сокровища, Джон добыл из кучи вещей уютный ночной фонарик - с некоторых пор он предпочитал спать при свете, - и прихваченный из дома тюфяк. Тюфяк он кинул на глыбу, а потом расселся с удобством и стал поедать хлеб со скрибятиной, болтая ногами и разглядывая знакомую нордскую вязь на стенах.

Наевшись, он растянулся на тюфяке, укрывшись плащом, и уже начал было уплывать в благодатный сон, как вдруг вспомнил…

Вяло ругаясь, он вылез из-под плаща и в свете фонарика взялся натягивать сапоги. Забыл закрыть дверь!..

Запечатав курган изнутри Замком Фенрика, он вернулся и завозился, устраиваясь на глыбе. Ночевать в гробнице почему-то было куда уютнее, чем в Балморе, и очень скоро сон снова начал утягивать его в теплую, приветливую темноту.

 

*

 

Наутро, славно выспавшись, он порылся по углам и обнаружил небывалую ценность - несколько свитков Ужасного Мертвеца. С нежностью вспоминая верного Грамкина, Джон припрятал свитки в надежде обсудить их с Шарн, а потом засобирался в дорогу. Эбонит сам себя не доставит.

В форте он имел утомительный разговор с Карниусом Магиусом. Получив образцы руды, тот воодушевился, попытался залучить Джона в компанию и всучить ему какие-то акции, но Довакин усердно отпирался, не желая ввязываться в долгосрочные обязательства.

Потом ему довелось столкнуться с неким Джелином, служителем культа Девятерых, который повис на нем с требованием помочь. С чего Джелин взял, что Джон вообще хочет и должен ему помогать, было неясно. Мало ли куда он данмеров провожал, что с того?

Но священник продолжал ныть. Оказалось, что его протеже, некая Мириса, очень любит проповедовать, более того - полагает, что умеет. Посему дурочка отправилась на север к озеру Фьялдинг, куда ее совсем не приглашали, и уже давно о ней ничего не слышно.

- Да ее, поди, волки съели, - хмыкнул Джон.

- Это ужасно! Не говори так! Прошу, найди Мирису!..

- Ну, если попадется, - пожал он плечом и тут же забыл об этом разговоре.

Дальше Джона призвал к себе капитан Карий, который хотел знать, почему солдаты в форте ходят вялые и мрачные, и надеялся, что человеку со стороны они доверятся больше, чем начальству.

Джон очень быстро выяснил, что местная вялость - от недостатка горячительного, а виноват в этом еще один священник, Антониус Нункиус, который верил, что спиртное вредно, а унывать - нормально, и потому попрятал всю выпивку в форте к себе в шкаф. Джон пообещал, что не выдаст его, если святоша перестанет мучить солдат, а для него самого старательно и красиво перепишет шестнадцатую проповедь Вивека - ту, что лежит на столе.

Нункиус ныл, страдал, говорил, что это ересь, но в итоге сел переписывать, а Джон бросил надоевший форт и отправился гулять по Солстхейму.

Временами ему казалось, что за ним крадется какая-то тень. Кто-то неотступно следовал за ним, хоронясь за опушенными инеем кустами, но угрозы он не чувствовал: скорее уж это были озлобленность и несчастье. За ветками ему померещился белый бок, мохнатый хвост, но стоило ему повернуться в ту сторону, как лес тут же стал спокоен.

Он начал привыкать к этому преследованию и в какой-то момент почти забыл про него, заинтересовавшись зайцем. Давненько он не ел хорошего мяса…