Дракон мелового периода

— …Есть один человек. Его зовут Андрей Михайлович Савицкий. Когда меня определили на курс иллюзионистов, он несколько раз приходил к нам на занятия. Просто сидел и смотрел. Потом пригласил нескольких ребят, в том числе и меня, походить к нему на спецкурс. Очень прикольный курс, кстати, что-то о том, как вычленять из внешнего облика человека типичные черты и менять внешность минимальными средствами, убирая эти черты или заменяя на чужие. У меня это получалось неплохо. Когда спецкурс закончился, Савицкий вернулся обратно в академию, но мы с ним продолжали общаться — он мне иногда звонил, приглашал на интересные семинары, задания подкидывал. Потом случилась эта штука с кассетой. С тех пор мы с ним не встречались.

Так я все это к чему рассказываю? Дело в том, что Савицкий ужасно не любит твоего учителя. От него-то я и услышал о Хохланде — что, мол, большего подлеца свет не видывал. Я так понимаю, что у них внутри академии какое-то соперничество. Вот я и предлагаю: поедем к Савицкому и спросим, что плохого он знает о Хохланде. Так и узнаем, стоит ли ему доверять.

С полминуты мы молчали, обдумывая вариант.

— А если этот Савицкий не захочет нам ничего рассказывать? — спросила я. — Он нас не знает… Подумает, что это провокация.

— Есть два выхода, — заговорила Эзергиль. — Первый — Саша спросит как будто от себя, ничего не говоря о нас. Второй — мы приходим к нему вместе и рассказываем всю правду.

— Что-то мне не нравится второй вариант, — нахмурилась я.

— Хорошо, рассказываем правду, но не всю. Если этот Савицкий — сильный мастер иллюзий, то обмануть его будет нелегко по определению…

— А я все же попытаюсь, — сказал Саша и пошел в прихожую звонить.

— Про нас ни слова! — крикнула я ему в спину. — И про дракона, и про Джефа не говори…

Эзергиль с сомнением покачала головой. Из прихожей вскоре донесся бодрый Сашин голос.

— Ты никогда не думала о том, чтобы сменить училище? — спросила вдруг Эзергиль.

— Нет… — в недоумении ответила я. — А что?

— Возможно, придется.

— Не поняла…

Но никаких объяснений я не дождалась. Голос в прихожей затих, я услышала стук повешенной трубки и тяжкий вздох. Потом в комнату вернулся Саша.

— Ну вот что, девчата, — сказал он, пряча глаза, — первый вариант не прокатил. Доедаем, заканчиваем сохнуть и едем к Савицкому знакомиться.

10. Выставка Эшера. Знакомство с Савицким

Еще издалека было видно, что училище на проспекте Авиаконструкторов ждут большие перемены. Безобразная бетонная коробка была почти полностью спрятана в лесах, и бригада рабочих сколачивала со стен остатки мозаики с солнцем, морем и корабликом. Мы, невольно пригибаясь, прошли под лесами внутрь. В гардеробе тоже шел ремонт — красили стены в песочный цвет. Саша уверенно пошел на второй этаж в сторону учительской.

— Ты точно уверен, что здесь нет никого из учителей? — на всякий случай спросила я.

В прошедшем учебном году Эзергиль была едва не застукана здесь за шпионажем, а я, в обличье зомби угрожая здешней директрисе циркулем, вымогала у нее сведения о Саше. Так что встречаться с преподами нам было как-то не с руки. Саша беспечно пожал плечами:

— Охота им в известке мараться. Савицкий здесь только потому, что готовит какую-то выставку.

— Знаю я их выставки, — проворчала я. — Небось опять абстракционизм? Танцы уродов при полной луне?

Учительская оказалась закрыта. Мы направились в актовый зал, но и там, к моему удовольствию, никого не нашли.

— Может, ты что-то напутал? — спросила Эзергиль. — Не здесь, не сегодня?

— Погодите, — хладнокровно ответил Саша. — Сходим в мастерскую. Там тоже иногда вешают на стены всякую хрень.

* * *

Флигель, в котором располагалась мастерская, был уже отремонтирован и сиял на солнце веселыми, пахнущими краской оранжевыми стенками. Железная дверь была широко распахнута и приперта табуреткой для притока свежего воздуха.

— Андрей Михайлович, вы здесь? — крикнул Саша, заходя внутрь. Его голос прозвучал гулко и громко, отозвавшись эхом под потолком.

Я с любопытством выглядывала из-за его плеча. С прошлого года здесь почти ничего не изменилось. Те же оштукатуренные стенки с вертикальными рядами загадочных знаков, деревянные колонны, концентрические соломенные маты. В отмытые окна лился полуденный солнечный свет. Так и хотелось поваляться на этих матах и позагорать, как на пляже. Над дверью багровел знакомый лозунг: «Мы пользуемся материей, как оболочкой и оружием». С прошлого года он изрядно выцвел. Я с некоторым удивлением вспомнила, каким зловещим в свое время показался этот лозунг, потом прочитала то, что было написано под ним мелким шрифтом: «В. Соловьев», но эта фамилия ни о чем не сказала.

Впрочем, одно новшество здесь появилось. Вдоль стен тянулась длинная рейка, от которой книзу через равные интервалы спускались веревочки. На некоторых веревочках, тихо покачиваясь от сквозняка, висели картины в хрупких рамах. Другие картины штабелями стояли возле стен либо кучками лежали на полу.

— Графика! — с отвращением произнесла я приглядевшись. — Ненавижу графику!