Дракон мелового периода

— Жаль, что этот Джеф приезжал сюда так давно, — сказал Мишка. — Будь я постарше, ни за что бы не позволил ему забрать книгу.

— Я вот подумала — может, она тебе и предназначалась? — спросила Машка. — Послание потомкам.

Эти слова натолкнули меня на любопытную мысль.

— Когда Джеф рассказывал о своей экспедиции на родину Корина, он сказал, что там была не только тетрадь. В мастерской Мухиной оставались и другие его вещи, которые были потом переправлены к родственникам, то есть сюда. Миш, тебе об этом ничего не известно?

Мишка нахмурился:

— Другие вещи? Нет, вообще впервые слышу. Может быть, мать знает.

Я старательно восстанавливала в памяти давний разговор с Джефом. Где это было — в Хоразоне? Нет, на пятом ярусе. Джеф был в ярости и отчаянии и выдал мне массу мелких подробностей. Вдруг там проскользнет какая-то деталь.

— Джеф говорил, что тетрадь нашлась на чердаке, — медленно произнесла я. — Среди прочих… личных вещей.

— Других чердаков тут нет, — сказал Мишка. Мы дружно осмотрелись. Маленькая пустая пыльная комната. Две кровати, которые не разбирались уже много лет. Рукомойник валяется в углу.

— Бесполезно. Все ценное Джеф наверняка увез. А остальное родители выкинули, — сказал Мишка.

— Какие бывают личные вещи? — задала Машка вопрос в пространство.

— Записная книжка, — сказала я. — Зубная щетка. Белье. Вообще одежда. Вспомнила! Книгу Корина нашли в кармане пальто!

Мишка посмотрел на меня и вдруг улыбнулся.

— Я знаю, что это за пальто, — сказал он. — Маш, ну-ка, слазь с кровати.

Когда Машка подчинилась, он сбросил на пол подушки, кружевное покрывало, белье и перину, снова подняв тучу пыли. Под периной обнаружился древнего вида матрас, а на матрасе лежала сплющенная серовато-зеленая красноармейская шинель. Все пуговицы были срезаны, но материал выглядел почти как новый — не истлевший и не побитый молью.

— Вот оно, — довольно заявил Мишка. — Натуральное сукно. Отец хотел перешить себе на пальто, а потом помер, и мать положила шинель под матрас, — пускай ждет, пока я вырасту.

— Дай-ка мне, — отодвинула его Машка. Вдвоем мы минут десять обшаривали карманы шинели, прощупывали швы, в общем, тщательно исследовали каждый сантиметр ткани, сами не зная толком, что ищем. Результат был нулевой. Я разочарованно отложила шинель на кровать.

— Может, это было другое пальто? — с надеждой спросила я Мишку. Он устало пожал плечами:

— По-моему, это. А может, и нет. Завтра пошарим в шифоньере у матери. Там подобного барахла вагон.

— Кстати, неплохое пальтецо, — заметила я, глядя на бесполезную шинель. — Этакое, в стиле «милитари». Если отдать в химчистку, рукава подкоротить, обшить гарусом и подобрать красивые пуговицы, а к нему еще ботинки со шнуровкой до колена, на протекторе, стрижку «ежик» и темные очки… Миш, дай примерить!

Я напялила шинель и утонула в ней. Она была сыроватой, пахла тленом и неприятно холодила кожу. Потом захотела примерить Машка. Поскольку сестра была ниже меня ростом и коренастее, зрелище получилось еще потешнее. Мишка долго наблюдал за нами, а потом сказал:

— Дайте-ка мне!

Мишке шинель неожиданно пошла. В шинели нараспашку, с оборванными пуговицами и русыми вихрами он стал похож на белогвардейского корнета, которого ведут на расстрел. Так я ему и сказала. Мишка в ответ отдал честь на белогвардейский манер и принялся стаскивать шинель.

Вдруг его движения замедлились, а затем он и вовсе замер, наполовину вытащив руку из рукава.

— Застрял? Помочь? — заботливо спросила Машка.

Мишка отступил на шаг и глухим голосом сказал:

— Тихо.

Мы застыли, глядя на него с изумлением. Мишка сунул руку обратно в рукав. Он стоял, низко наклонив голову, и как будто к чему-то прислушивался.

— Что слу…

— Тихо, — едва слышно повторил он. — Я слышу голос.

Я увидела, что его лицо заблестело от пота, и мне внезапно стало жутко. Кажется, то же самое испытывала Машка.

— Внизу кто-то есть? — шепотом спросила она.

Мишка качнул головой, продолжая молчать. Мы тоже замерли, стараясь даже не дышать. В доме было так тихо, что я слышала, как внизу в комнате тикают часы. Машка беспокойно шевельнулась:

— В чем дело-то?

Мишка вздохнул, поднял голову, страдальчески сморщился и сказал:

— Я здесь уже был.

— В смысле?

— Ну, здесь. — Он обвел рукой комнату.

— Конечно, был! Это же твой дом, — нетерпеливо ответила Машка.

— Ну и что?!

— Не, он не это имеет в виду, — волнуясь, возразила я. Казалось, я понимаю, что с ним происходит. — У тебя дежа вю, да? Кажется, будто ты был тут раньше, когда тебя тут быть не могло…

— Только вот в чем штука, — морщась, продолжал Мишка. На мои слова он не отреагировал и вел себя так, как будто я ничего не говорила. — Помню, как отсюда уезжал, но не помню, как вернулся.

— Куда уезжал?

— В Москву, — сказал Мишка, поворачивая голову из стороны в сторону. — Ну здесь и грязь! Куда мамаша смотрит…

До меня начало доходить. Я вцепилась Машке руку, с ужасом гадая, чем все это кончится.

— Да ты отродясь не был в Москве, — возмутилась Машка. — А значит, и вернуться оттуда не мог.