На полу корчился человек поразительного уродства. Обрывки одежды, свисавшие с его тела, пропитывала зловонная сукровица, треть всей плоти покрывала бугристая зелено-коричневая короста, из которой высовывались иглы; лицо существа, наполовину человеческое, искажала некая хворь, безобразное уродство: рот растягивался, в широкую пасть, меж зубов тянулись слюнные нити, а левый глаз был огромен и пульсировал разными цветами. Из пор урода капало пахучее масло, на толстой шее сверкала золотая цепь с медальоном и самоцветами.
– Перед вами Дерджемил Лукаш, – говорил брат Себастьян, – гетман войска Левдонского и предводитель левдонской шляхты. Когда его заковывали и сажали в клетку, Лукаш не отличался от человека, но за время пути духовная гниль проявила истинное лицо сей твари. Узрев, что послание верховного инвестигатора не было преувеличением, я начал прижигать рану, однако, было уже слишком поздно. Гниль текла в жилах юго-западного дворянства, их души оказались изувечены, тела с трудом держали видимость здоровья, но запах… эту
Существо, оглушённое ударом об пол, зашевелилось. Невероятно омерзительное сочетание человеческих и чудовищных черт наводило на мысль: подобные твари не могут не страдать от самого своего существования. Бурая склизкая кожа шевелилась, будто под ней вспухали и сдувались многочисленные пузыри, вылезали и прятались обратно иглы. Дрожа всем телом, названный Лукашем встал на колени, как мог поднял обезображенное лицо, пахучая слизь капала из ноздрей, ненависть горела в разноцветных глазах.
– Однодневки, – раздался булькающий голос, – последователи жалкого божка, чья участь – быть забытым. Тряситесь, ибо Господа грядут! – Искажённое тело будто стало больше, раздулось по-жабьи. – Из глубин восстаём мы, избранники единственных истинных богов! Вечные грядут, красный след несёт освобождение! И всё здесь будет поглощено чадами морскими! Господа утопят этот мир!
Существо дёрнуло рукой-лапой, вцепилось зубами в металл и звенья цепи хрустнули. Схватившись за вторую цепь двумя конечностями, оно ещё раз дёрнуло, ударяя солдата, державшего противоположный конец, о прутья клетки. Сверкнули мечи, тварь завизжала под ударами стали, а потом распахнула пасть и выплюнула струю зловонной кислоты. Плоть сошла с костей, люди погибли быстро, но в ужасных муках.
Кардиналы паниковали, кто-то громко молился, кто-то просто выл. Лодовико Сфорана оставался неподвижен, его глаза лишь чуть скосились, наблюдая, как ковыляет Великий Инвестигатор. Старый и тощий монах встал меж столом и освободившимся чудовищем, которое раздулось почти вдвое против изначального размера. Понимая, что сейчас произойдёт, архидиакон Святого Престола закрыл глаза ладонями. Вспышка получилась столь яркой, что он увидел сквозь веки и плоть чёрные контуры костей.
Вопли и проклятья метались по зале Восьми Деяний, запах гари вонзался в ноздри как шило, воздух был раскалён. Кардинал Сфорана опустил руки и сквозь белые пятна разглядел, как Великий Инвестигатор возвратил ткань на лицо.
– Это заняло много времени и сил, но мы смогли достичь истоков заразы, – продолжил брат Себастьян, отворачиваясь от кучки пепла на полу. – Фронтир, опасные территории, соседствующие с Дикой землёй. Там зараза цвела, оттуда проникала вглубь Димориса. Отравленная вода, истощённые, изъязвлённые почвы, источающие тошнотворную вонь; исковерканные растения, животные, превращённые в чудовищ. И люди, в которых не осталось ничего человеческого. Мы видели гнилостные поля, засеянные скверными плодами, – чудовища зрели там, опутанные корнями, словно младенцы пуповиной. Бесконечные склизкие коконы и огромные существа-повитухи, похожие на разжиревших мясных пауков. Когда мы встретились с одним из них, сия тварь измочалила десятерых прежде чем пасть под ударами алебард. О Господь-Кузнец, я боялся, что нам не хватит огня! Но мы жгли, жгли и жгли, пока от горизонта до горизонта не распростёрлось пепелище. На том работа не закончилась, чистить Диморис нужно и дальше, больше сил, больше золота, больше войск. Больше огня! Я был готов отдать этому остатки жизненных сил, но ангел велел спешить в Синрезар, к гробу Папы Пия.
Громыхая тяжёлым Глецимаксом, Божий Обвинитель двинулся вокруг стола. Он шёл над стонущими князьями, ослепшими от яркого света, не обращая внимания на их муки, пока не сделал круг и не остановился рядом с креслом Лодовико. Архидиакон сохранял прежнее положение, – безупречно прямая спина, безмятежное лицо, пальцы, сложенные «домиком».
– Потому что, – продолжил брат Себастьян, – невзирая на страшную беду в Диморисе, события, грядущие здесь, намного важнее. Они решат судьбу мира в наступивших Последних Временах.
– Вот как? – произнёс кардинал.