Дракон Нерождённый

– Истинно. Я ухожу молиться, юный Лодовико, а позже сам разберусь с этим… новым Молотодержцем. – Несколько громких вдохов и выдохов поколыхали ткань на лице Великого Инвестигатора. – В этом городе укоренилось зло, от которого несёт ещё большим зловоньем, чем от всего, что отравляет Диморис ныне. Я чую это зло… и я его сожгу!

///

Великий город Астергаце не только возносился к небесам, но и уходил глубоко под землю. Он стоял тысячи лет, неоднократно содрогался под ударами войн и стихии, падал и восставал на собственных останках. Под великими храмами и монастырями уходили вглубь запутанные катакомбы и монашеские крипты; старые, заброшенные системы стоков соседствовали с новыми и используемыми; затопленные, выжженные, разрушенные улицы порождали лабиринт лишь немногим менее огромный чем тот, что раскинулся под Парс-де-ре-Налем. Иными словами, в подземном Астергаце было где спрятаться.

Когда Кельвин Сирли едва ли не чудом смог провести отряд внутрь городских стен, для элрогиан уже было готово укрытие. На этот раз именно благодаря Безумной Галантерее, а не пронырливому монаху Хиасу. Глубоко под землёй, среди руин древних улиц нашли временное пристанище Верховная мать Самшит и её последователи. Их прибавилось с того времени, – нельзя не отдать Хиасу должное, он смог создать в этом враждебном городе множество тайных групп последователей Элрога задолго до встречи со жрицей. Теперь, когда Самшит была в Астергаце, эти группки были собраны. Однако же не все, а лишь те, которые после длительного изучения оказались верны и не под наблюдением Инвестигации.

Теперь Кельвин Сирли двигался во мраке, держа перед собой светильник. Он шагал над зловонными каналами нечистот, по которым плыли раздувшиеся тела, пролезал в трещины, оставленные землетрясениями, крался по монастырским криптам, где все стены были увешаны иссохшими скелетами, находил путь среди полуразрушенных улиц, которые, вероятно, видели ещё Императоров-драконов. Так, медленно, но верно, он подбирался к убежищу элрогиан.

То был небольшой древний амфитеатр, найденный членами Безумной Галантереи совершенно случайно. Вероятно, его откопали некие археологи, работавшие под улицами святого города, однако, когда место нашли галантерейщики, оно пустовало уже много лет. Те неизвестные, кто нашёл его изначально, просто исчезли без следа, оставив своё имущество и бросив работу на полпути. После долгого изучения Галантерея сделала амфитеатр одним из своих тайных убежищ, которых много было разбросанно по миру.

Кельвин знал, где прятались монахи, наблюдавшие за подходами. Он знал, когда его заметили и позволил следить за собой. Убежище элрогиан становилось явным заранее, ибо внутри всегда горел огонь и отсветы его проникали наружу сквозь стены. По счастью огромная трещина в потолке искусственной каверны позволяла так безрассудно тратить воздух, намного труднее было добывать и спускать в катакомбы каменный уголь.

Одноглазый наёмник вошёл в амфитеатр, чувствуя встречный поток жара и вскоре оказался на трибунах. Вокруг расселись сотни мужчин и женщин, между ними двигались с кадилами монахи Звездопада, – обритые наголо, с татуировками красной звезды, тянущимися ото лба до затылка через всё темя. Внизу, на сцене, находился каменный алтарь.

Она была там, Верховная мать Самшит, ослепительно прекрасная в своей совершенной наготе. Непорочная дева восседала посреди бушующего пламени, её кожа цвета шоколада сверкала, яркие светло-серые глаза походили на алмазы, а белые волосы колыхались в потоках раскалённого воздуха. Жрица бога-дракона Элрога была неуязвима для жара, она пела молитвы, поглаживая копьё, лежавшее на широко разведённых коленях. Доргонмаур, или же Драконий Язык, – вот как звалось то копьё. По легенде оно принадлежало Саросу Грогану, первому Императору-дракону, обожествлённому, и названному Элрогом впоследствии.

Кельвин старался удаляться, когда элрогиане собирались на молитву. Он не желал лицезреть Самшит в наготе, хотя этот вожделенный образ и будоражила кровь долгими бессонными ночами. Наёмник испытывал к жрице нечто большее, нежели приземлённую страсть, это была любовь, истинная и чистая, даже взаимная… но несчастная. Как бы громко ни бились их сердца в унисон, она всегда будет принадлежать другому, – богу. Что же до Кельвина Сирли, он лишь смертный, чей удел страдать и изнемогать от тоски.

Ритуал подошёл к концу, завершилась молитвенная песнь и Верховная мать Самшит покинула горящий круг. Помощницы одели госпожу в парчу и атлас. Она двинулась прочь изящно и плавно как плывущий лебедь, и даже длинное копьё не портило образ.

– Кельвин! – Светлые глаза стали шире, она была рада видеть его. – Ваш поход на поверхность окончился успешно?

– Трудно сказать, госпожа моя, – ответил он, пожимая плечами. – Я, право, не уверен, какой исход можно считать победой, а какой, – поражением.

– Идём, расскажете мне всё.