В темноте было хорошо. Можно было раствориться в ней и представить себе, что уже умерла и все, что составляло жизнь – свет, краски, вкус, – уже перестало существовать. Правда, полное исчезновение всего не получалось: во рту оставался железисто-соленый привкус крови, потому что губы разбили. И боль – та ноющая, стыдная боль, угнездившаяся в промежности, – постоянно напоминала о том, что было все эти несколько дней по вечерам. И тусклый фонарь, оставленный у двери на полу… он тоже мешал.
Вельмина вздохнула, подтянула колени к груди и замерла, лежа на боку. Так странно это было – чувствовать себя совершенно мертвой, но при этом оставаться живой.
Она лежала на дощатом полу, скорчившись, обхватив руками колени. В комнате, куда ее бросили, не было ничего, кроме ночного горшка, пустой миски и жестяной кружки. У кружки не было ручки, потому что… После того, как королевские гвардейцы по очереди сделали с ней это, она умудрилась отковырять довольно мягкую оловянную полоску и попыталась вскрыть себе вены. К сожалению Вельмины, ее трюк не прошел незамеченным, ручку отобрали. Да и вены вскрывать она умела отвратительно плохо. Не умела вообще.
Тут, конечно, стоило подумать, почему все случилось так, как случилось.
Она ведь боялась Ариньи – ха! – теперь так глупо даже вспоминать об этом. Ариньи увел ее из полицейского управления в этот дом и оставил со своими людьми. И как раз они ее не трогали, потому что «хозяин приказал». Потом Ариньи куда-то пропал, он не пришел ни разу. Вельмина видела, что его люди беспокоились, но – раз хозяин приказал – продолжали ее добросовестно охранять. А потом, спустя еще несколько дней, произошло странное: дверь в комнату Вельмины открылась с грохотом, на пороге встал королевский гвардеец в зеленой форме Аривьена. Она так обрадовалась, думала, что ее освободят… Ох, какая наивная дурочка! Бросилась к ним со своими благодарностями… Но никто ее не освободил и не выпустил. Через несколько часов они пришли к ней в комнату, все четверо. Сперва держали, потом и вовсе руки связали. И все по очереди сделали то, что у Вельмины было только раз с ее покойным мужем. Под конец она потеряла сознание, а когда очнулась, руки все же были свободны. Тогда, блуждая взглядом по скудно освещенной пустой комнате, Вельмина и увидела заветную кружку и ее ручку, так заманчиво поблескивающую в свете догорающей свечи.
Да, стоило подумать, почему все получилось именно так. Кто играл ею, зачем и, главное, за что.
Но Вельмина не могла думать. Мысли разбредались в разные стороны, как сонные лошади на лугу. Темные лошади в тумане, расплывчатые силуэты, прорехи в пространстве, ведущие в абсолютную пустоту, – вот что напоминали ее мысли.
Она с сожалением посмотрела еще раз на кружку без ручки и вяло подумала, что могла бы разбить стекло в том единственном маленьком оконце и все же воспользоваться осколком. Но его предусмотрительно забили досками изнутри. Забили, потому что попытка с ручкой от кружки оказалась неудачной. Вельмина потерлась щекой о грязные бинты, которыми все еще были замотаны ее запястья. Темные лошади в тумане бродили туда-сюда, медленно и сонно.
И вдруг в густом тумане вспыхнула искра. Гвоздь! Ну конечно же, гвоздь! Она могла бы, наверное, воспользоваться кружкой и попробовать ее бортиком поддеть шляпку одного из гвоздей, если, конечно, найдется какой-нибудь, что сидит некрепко. А потом, потом… Если проткнуть себе шею достаточно глубоко, то можно достать сонную артерию. Ну, или если не так, то можно еще раз попытаться расковырять вены…
На миг ей стало страшно, потому что именно сейчас, как никогда раньше, она ощутила присутствие рядом своей собственной смерти. Но Вельмина вдохнула поглубже, выдохнула. Другого выхода просто не было. Ее и так убьют, рано или поздно, но будут делать это с удовольствием. А она, ускользнув к богам, лишит их такой радости, и уже в этом был какой-то смысл.
Кряхтя, Вельмина поднялась, сперва на четвереньки, затем во весь рост. Ее затошнило от отвращения к самой себе, такой мерзкой и грязной, но желудок был совершенно пуст – и потому стошнило желчью, совсем чуть-чуть. Она постояла-постояла, шатаясь и держась за стенку, потом все же двинулась к окну. Сквозь узкие щели между досками в комнату сочилась ночь. И, пожалуй, самой нырнуть и раствориться в этой вечной ночи было лучшим решением из всех возможных.
Не успела. Как всегда, она, никчемная, ничегошеньки не успела.
Где-то в доме раздался крик, быстро перешедший в сдавленное бульканье. Что-то новое… Вельмина горько усмехнулась. Если у нее в который раз меняется хозяин, то этот, пожалуй, найдет товар в отвратительном состоянии. Может быть, побрезгует.
Раздался выстрел. И следом – гулкий звук падения. Так падает человеческое тело, когда ноги не держат.
Вельмина пошарила глазами по комнате. Но спрятаться было негде. И если там, снаружи, смерть, от нее тоже не укрыться.
«Третий», – подумала она, когда снова кто-то завопил.
И четвертый…
Кричали так, как будто их потрошили заживо.