Дракон с королевским клеймом

Неподалеку от ведьминого хозяйства лежало в траве давно поваленное дерево. Итан отвел Вельмину туда, посадил, сам расположился рядом, все так же держа за руку. Она молчала и смотрела куда-то вдаль, так задумчиво и без улыбки, что он испугался: неужели снова решила, что никогда не отмоется?

И он обнял ее за плечи, притягивая к себе поближе, и прошептал куда-то в макушку:

– Знаешь, я счастлив. Оттого, что успел тебя донести. Можно сказать, эта ведьма спасла столицу Аривьена…

– Почему? – тихо спросила Вельмина, все так же глядя куда-то сквозь деревья, сквозь темные стены дома.

– Если бы ты умерла, то я бы вернулся… туда, – сказал Итан.

Вельмина передернулась.

– Не надо… правда, не надо. Я постараюсь… – И, повернувшись, посмотрела прямо в глаза.

В ее взгляде все еще оставался страх. И жуткая тоска – Итан почувствовал ее кожей, и ему захотелось выть от безысходности и царапать землю, потому что сейчас он не мог исцелить Вельмину, а она не могла все забыть по щелчку пальцев.

– Тебе… в самом деле все равно, что со мной было? – одними губами произнесла она.

Он задумался на несколько мгновений, рассматривая аристократичные черты, ставшие такими родными и желанными.

– А ты готова никогда не спрашивать о том, что было со мной, когда я был королем-драконом? – спросил едва слышно.

Вельмина отшатнулась, крепко зажмурилась. Ее похудевшее лицо исказилось глубокой внутренней болью, но тут же разгладилось. Вельмина приняла решение.

А в следующий миг Итан утонул в ее теплых, темно-карих глазах, так доверчиво распахнувшихся ему навстречу.

– Я готова, – шепнула она быстро, как будто опасалась, что их услышат.

Этот шепот мгновенно оплел сердце, заворачивая его в золотую сеть – исцеляющую и дающую надежду.

Итан снова привлек ее к себе и, поглаживая по плечам, сказал:

– Ничего не было, Вельмина. Всего лишь дурной сон. И воспоминания – они лживые. Они опадут на землю, как старая листва. И сгниют. А трава всегда будет зеленой, и лес… тоже, и птицы будут петь… Слышишь? Весна наступила. Мы начинаем все заново. А прошлое – оно остается там, где нас уже никогда не будет.

Он не знал, как еще можно ее утешить, успокоить и обнадежить. И поэтому говорил… все, что приходило на ум. Много чего говорил – о том, как ее увидел впервые, но сам умирал и мог только смотреть на нее, как на свет далекой звезды. И о том, что жалеет, что убил ее мужа. И о том, что жалеет, что не убил Ариньи сразу. Много чего говорил. Умолчал лишь о том, какие развлечения придумывала сумасшедшая королева Лессия. Это было как раз тем, что должно было сгнить и развеяться прахом.

А потом Вельмина вдруг вцепилась в его рубашку, прижалась щекой к груди и горько заплакала. Она рыдала так безутешно, что Итан уж испугался – а не сделал ли он хуже. Он хотел было отстраниться, но Вельмина вцепилась клещом, и все прижималась к нему, как будто хотела согреться, и плакала, плакала.

– Ну, если тебе от этого легче, – пробормотал Итан в совершенном замешательстве.

Так они и сидели до самой ночи, Итан обнимал свое рыдающее счастье, а сам думал о том, что, наверное, это хорошо, что вся дрянь выходит таким образом наружу. Это гораздо лучше, чем молчать, а потом так же молча тонуть в болоте.

– Значит, я не… грязная для тебя? – вдруг спросила Вельмина, громко шмыгая носом. Цепляясь за него так отчаянно, как будто именно сейчас тонула в болоте.

– Душа моя, ничто не смывает грязь лучше, чем кровь врагов, которые уже никому ничего не расскажут, – рассеянно ответил Итан. И улыбнулся в темноту весенней ночи.

* * *

Озерцо, где Итан резал тростник, притаилось за небольшим пригорком. Там весело квакали лягушки, от воды тянуло прохладой, а само озеро отражало синее небо и зубчатую кромку выстроившихся на берегу деревьев. На водной глади покачивались глянцевые кругляшки не расцветших еще кувшинок, скользили водомерки и время от времени плескала крупная рыба.

Хорошее это было место. Чистое. Порой, нарезав тростника и свалив его в траву, Итан садился прямо на землю, закрывал глаза, подставляя лицо солнцу, и так замирал, ни о чем не думая. Прохладная синева озера обнимала его, и он как будто сам становился легче, охватывало предчувствие, что все дурное действительно осталось позади и что дальше все будет хорошо – так, как ему хотелось. Вельмина выздоравливала. С каждым днем, прожитым у ведьмы, она все меньше вздрагивала, когда он брал ее за руку. И, кажется, даже взгляд стал светлее – по крайней мере, тени кошмаров отступили, уползли куда-то глубоко, под сердце. Итан понимал, что их все равно придется оттуда выковыривать, но все это было делом времени. И терпения. Так что… Он дочинит крышу, а потом они уйдут туда, где никто не будет знать о короле-драконе и Вельмине де Триоль.