Дракон с отрезанными крыльями

Дальше Дарре не слушал, заметив, как Тила поднялся и прошелся по залу, будто в поисках нарушителей порядка. Командир дружинников имел на это право, в отличие от других присутствующих, однако планы у Тилы сейчас явно были другими. Дойдя до Арианы, он как-то ловко прикрыл ее от остальной публики, и только Дарре, наверное, видел, как мать быстро достала из узелка пробирку, обмакнула в нее остро заточенную щепку длиной в полпальца и натянула крохотный лук. Воздух рассек тонкий свист; Кён шлепнул себя по шее, будто слепня пытаясь убить, и Дарре весь превратился в слух.

— …получив от подсудимой необходимое разрешение, мы учинили обыск, и вскоре Годд предъявил всем присутствующим заранее спрятанный в один из туесов яд. После чего я велел арестовать…

— Что, прости? — со своего места уточнил Тила. — Тут, на задних рядах, послышалось, что ваша компания сама подложила владелице пекарни яд?

— Сама, — подтвердил Кён, вынудив большую часть присутствующих ахнуть, а отца побелеть как полотно. — Я давно искал способ отомстить подсудимой за пренебрежение мной, но всякий раз планы срывались. Однако вчера я хорошо подготовился…

Кён шпарил правду-матку, как заведенный. Глаза у него были совершенно стеклянные, а улыбка на лице намекала на немалое помутнение рассудка, однако остановить его не мог даже градоначальник, а Тила только подуськивал, задавая провокационные вопросы и вытаскивая на свет такие тайны, о существовании которых он и сам, наверное, не подозревал.

— Я шантажировал лесника, узнав, что его дочь…

— Я запугивал рыбаков, когда они…

— Я пытался покалечить Эйнарда в отместку за то, что он напоил меня какой-то дрянью и я неделю…

— Довольно! — рявкнул градоначальник, заткнув наконец тем самым сыну рот. — Все это не имеет никакого отношения к сегодняшнему разбирательству!

— К сегодняшнему разбирательству имеют отношение ложные доносы, за которые положено соответствующее наказание, — с нескрываемой усмешкой заметил Тила и оглядел присутствующих, задержав взгляд на паре человек, поспешивших укрыться за спинами остальных. — Но, если клеветники подтвердят, что писали бумаги под давлением, о чем ваш сын, господин градоначальник, уже во всеуслышание заявил, обвинения с них будут сняты в сторону шантажиста. Кроме того, — продолжил он, уже не скрывая своего торжества, — к сегодняшнему разбирательству имеет отношение попытка оболгать добропорядочную гражданку, подбросив ей яд, к которому она не имела никакого отношения, что я трактую как однозначное вредительство. Думаю, вам не надо напоминать, что в этом случае предписывает закон по отношению к такому преступнику.

— Не надо, — сдавленно отозвался градоначальник. Даже если упомянутая Тилой фальсификация сама по себе на вредительство и не тянула, то все любезно рассказанное Кёном в целом никак иначе назвать было невозможно. И карался такой поступок… — Двадцать лет общественных работ или изгнание из города согласно голосованию.

— Я бы выбрал изгнание, — нехорошо ухмыльнулся Тила. — Кто хочет меня поддержать?

И в воздух взметнулся лес армелонских рук…

Глава тридцать третья: Джемма

Джемма с интересом смотрела на белоснежные стены Армелона, к которым они с матерью приближались самым быстрым шагом. В Хантесвиле стены — низкие, выщербленные, дышащие на ладан — и защитой-то назвать было нельзя: Джемма через них на раз перебиралась, чтобы не идти через ворота и не рисковать общением со стражей. Через армелонские стены она не смогла бы перебраться при всем своем желании. Да и враги, наверное, старались обходить этот город стороной, особенно памятуя о том, что в нем живут сразу два дракона. Если, конечно, отец Эдрика сказал правду, а не придумал историю, чтобы разжалобить мать Джеммы и уговорить ее продать им необходимое зелье.

Джемма неслышно вздохнула и бросила взгляд на сосредоточенную мать. Та пару недель металась в сомнениях, пытаясь решить, принять ли приглашение отца Эдрика или продолжать жить прежней жизнью. Пещера надежно укрывала их от нежеланных гостей и особенно от маминых братьев, которых они опасались больше всего и от которых сбежали в новое укрытие сразу после того, как мама взяла у Джеммы каплю крови. Джемме не требовалось объяснений: она по запаху понимала, насколько плохими людьми были ее дядья. Они пахли смертью и чужими муками; и Джемма боялась их до потери сознания. Дядья жили отдельно от сестры, лишь иногда навещая ее одинокий домик в лесу, но Джемме достаточно было уловить их запах, чтобы окоченеть и перестать соображать. Они глумились над ней, когда мать не успевала спрятать Джемму, но не трогали, очевидно, рассчитывая, что рано или поздно она принесет им пользу. И однажды добились своего.