Дракон с отрезанными крыльями

Мама потом плакала несколько дней, не объясняя Джемме причины, но та и сама поняла, что капля ее крови помогла сотворить что-то страшное. Мама бормотала только: «Защитить… Защитить…» — и пришла в себя лишь в пещере, совсем в другой стороне от Хантесвила, чем стояло их прежнее жилище. Они обустроились в ней — хорошо ли, плохо ли, но вполне пригодно для жизни, — и мама уже вовсю готовилась к приходу холодов, когда вдруг услышала на рынке, что ее разыскивают братья.

Больше она не колебалась ни секунды. Собрались в одну ночь, взяв только самое необходимое, и отправилась вместе с Джеммой в Армелон. И вот теперь стояли перед закрытыми воротами и, кажется, непозволительно долго набирались храбрости, чтобы постучать. Так долго, что охранник на вышке первым поинтересовался, что угодно добрым странницам.

— Мы ищем Тилу, — не став скрывать правду, ответила мать. — Есть тут такой?

— А как же, — хмыкнул охранник. — Вам сюда пригласить, или внутрь пройдете? Если внутрь, придется назвать себя и цель визита. Если подождать желаете…

Джемма дернула мать за руку, призывая укрыться за крепкими стенами Армелона. Ей всю дорогу казалось, что мамины братья вот-вот настигнут их и учинят расправу. А уж на что они способны, Джемма отлично представляла.

Мать, к счастью, не стала возражать, очевидно, тоже ощущая немалое беспокойство, и они одновременно выдохнули с облегчением, когда калитка в воротах захлопнулась за их спинами.

Охранники оказались вполне приветливыми ребятами, которые не только подтвердили, что Тила является командиром армелонских дружинников и отцом Эдрика, но даже предложили проводить странниц до штаба.

Мама не стала отказываться: они настолько вымотались в многодневном пешем путешествии, что теперь мечтали только поскорее добраться до постоялого двора, чтобы хоть немного передохнуть. Но раз уж совсем молоденький охранник, которого товарищи называли Одже, любезно согласился доставить их прямиком к Тиле, грех было отказываться.

— Быть может, он посоветует, где нам лучше остановиться, — предположила мама. — Потерпи, пожалуйста, еще немного.

Джемма кивнула и привычно опустила глаза вниз. Хоть Эдрик и говорил, что в Армелоне не обижают драконов, мама заранее предупредила, чтобы она не открывала свою сущность без крайней на то нужды. И пусть Одже вовсе не казался Джемме опасным — от него вместо ожидаемого для воинов запаха металла и человеческой крови пахло бумагой и чернилами, а еще каким-то восторгом и мечтательностью, — Джемма продолжала играть роль застенчивой девочки, не поднимающей головы. Даже город пришлось рассматривать исподлобья, из-за чего большая часть интересностей проходила мимо ее внимания. И все же Джемма успела отметить поразительную непохожести Армелона на Хантесвил, восхищаясь широкими чистыми улицами, на которых спокойно играли совсем крохотные дети, не боясь быть обиженными вечно всем недовольными взрослыми. Нигде не витало ощущений страха, загнанности, которые, казалось, намертво поселились с Хантесвиле, где люди ненавидели пойманных охотниками ящеров, а несчастные драконы испытывали только ужас и отвращение к своим хозяевам. И пахло здесь так сладко, так аппетитно, что у Джеммы даже в животе заурчало и в глазах потемнело: все-таки они с мамой непозволительно долго не только не ели сладкого, но и вообще по-человечески не обедали.

Джемма снова дернула мать за руку, взглядом указывая на выкрашенную в яркий оранжевый цвет дверь, над которой была прибита завлекающая вывеска «Пекарня «Солнышко». Мама вздохнула, понимая, что теперь дочь просто так не угомонится, и попросила Одже на секунду остановиться.

— Дочка очень проголодалась в дороге, — извиняющимся тоном объяснила она. Тот улыбнулся.

— Конечно, зайдите, я подожду, — согласился он. — Тут племянница нашего командира торгует, и сласти у нее совершенно восхитительные. И попробовать можно…

Тут он по непонятной причине вдруг залился с ног до головы краской и, повторившись, что будет ждать, поспешно отвернулся. Джемма секунду смотрела на его спину, пытаясь разобрать новый, неслыханный ранее, запах — дерзкий, но не вызывающий, — однако ароматы от пекарни оказались значительно более сильными, и она скользнула внутрь.

В этот час покупателей в лавке, кроме них с матерью, не оказалось, и потому все внимание владелицы было отдано вновь прибывшим.

Джемма сразу оценила и ее золотые локоны, и приветливый голос, и даже что-то общее с отцом Эдрика: то ли смелый взгляд, то ли гордую посадку головы, — но доверилась, как всегда, нюху. Он никогда ее не подводил, сразу позволяя определить, хороший перед ней человек или дурной.

От рыжеволосой лавочницы пахло какими-то сладкими приправами; немного морем, как от Эдрика; немного чем-то непонятным, как недавно от Одже; и совершенно явно — драконом. Но не его кровью и не его страхом, а словно им самим: такой тонкий, едва уловимый аромат, который обычным людям недоступен.