Драконий пир

— Тебе незачем стоять на коленях. Ты ни в чём не виноват, — произнёс Влад, милостиво улыбнулся и чуть повёл правой рукой в приглашающем жесте. — Сядь за стол. Угостись.

Владов слуга Нае, который незадолго до этого впустил впечатлительного боярина в дом и препроводил в комнату для трапез, теперь помог гостю подняться на ноги. Слуга повёл его к столу, чтобы усадить на углу с левого краю.

— Нет... нет... я не достоин... не достоин... — бормотал Миклие, не желая сесть на лавку.

— Достоин, — произнёс Влад и предложил. — Выпей вина. Промочи горло с дороги.

Нае налил боярину, всё-таки осмелившемуся сесть, вино, а Миклие поднёс кубок ко рту, но не выпил, а чуть пригубил, будто пробуя, а затем поставил на стол:

— Можно пить... да, можно... не отравлено, — бормотал он, глядя куда-то перед собой. — Можно пить, государь.

Влад уже начал опасаться, что боярин вправду рехнулся. Следовало что-то сделать, чтобы гость перестал видеть в каждом слове или жесте напоминание о прошлом.

Дракулов сын поднялся на ноги — из-за чего все бояре тоже встали — подошёл к отцовскому боярину, вскочившему в числе первых и теперь стоявшему возле стола. Миклие чуть не вскрикнул, когда "призрак" взял его за плечи, развернул к себе и проговорил:

— Я — не он. Я его сын — Влад. Ты помнишь меня? Мне было пятнадцать лет, когда мы виделись в последний раз, и уже тогда все говорили, что я похож на отца. Ты среди прочих провожал меня, когда я с отцом поехал в Турцию. Помнишь?

Миклие внимательно всмотрелся в лицо "призраку" и вдруг моргнул:

— Да, — медленно проговорил боярин. — Ты — не он. Ты слишком молод, чтобы быть им, но в тебе живёт часть его. Живёт.

С этими словами боярин заплакал, а Влад повёл его к пристенной лавке, заставил сесть и сел рядом. Остальные бояре столпились вокруг, глядя на них.

— Прости, господин Влад, — проговорил Миклие, утираясь рукавом. — Должно быть, я стал совсем стар, если слёзы сдержать не могу, будто дитя или женщина.

— Да, ты уже не молод, — согласился хозяин сучавского дома, — однако я надеюсь, что память тебя пока не подводит, и ты можешь рассказать мне о том, что случилось много лет назад.

— Да-да, — кивнул боярин, — Мане Удрище сказал, что ты станешь спрашивать об этом.

— А что же ты с этим Мане вот так разговоры ведёшь запросто? — с подозрением спросил Влад. — Он тебя к себе в дом зовёт, и ты едешь? Он тебе говорит, и ты слушаешь? А может, ты с ним в дружбе?

— В дружбе? — боярин понял, куда клонит собеседник, и помялся. — Ну, как сказать... Я знаю, что он был главным заговорщиком. Знаю. Но Мане Удрище мне в своё время помог, и я не могу отвечать ему неблагодарностью.

— Помог? — спросил Влад. — Чем помог?

— Когда твой отец умер, — начал рассказывать Миклие, — я бежал за горы в Трансильванию. Я пребывал там четыре года, но затем вернулся, потому что кончились деньги. А Мане Удрище помог мне. Уговорил Владислава проявить ко мне милость и подтвердить мне мои имения. Мне было стыдно принять помощь от Мане. И поклониться Владиславу было стыдно тоже, но пришлось. Я сделал это из-за семьи. Если бы я лишился своих земель, тогда не только я, но также моя жена и мои дети умерли бы в нищете. Мне пришлось.

Влад глубоко вздохнул и задумался. С одной стороны он понимал, что Миклие по-своему прав, но всё равно казалось, что боярин проявил трусость и малодушие. "Ещё неизвестно, как поступил бы ты сам, если б у тебя кончились деньги", — убеждал себя Влад и всё же не мог убедить, а Миклие, как будто угадав мысли собеседника, начал сползать с лавки, чтобы снова упасть на колени.

— Прости меня, — проговорил боярин, сползая, но Влад удержал его за плечи и вернул на место:

— Тебе не за что просить прощения. Ведь ты так и не пошёл на службу к Владиславу даже спустя четыре года, — сказал хозяин сучавского дома. — Лучше расскажи про Мане Удрище и про остальных, которые предали моего отца и старшего брата.

Миклие помялся:

— Я знаю не так много.

Влад вдруг понял, что нынешний гость про Мане Удрище, своего благодетеля, рассказывать не станет даже то, что знает. Мане наверняка предупредил Миклие, о чём следует помалкивать. Хитрый Мане твёрдо вознамерился выторговать себе прощение, а сделка могла сорваться, если бы Миклие рассказал лишнее.

Наверное, совесть боярина Мане Удрище оказалась отягощена грехами весьма сильно — так сильно, что Влад, узнав об этих грехах преждевременно, мог бы решить, что Мане не заслуживает прощения. "Мане, конечно, сказал, чтобы Миклие в Сучаве следил за языком, и Миклие теперь слушается, — сказал себе Дракулов сын. — Но почему слушается? Мане припугнул этого труса или просто купил?"

Уважения к Миклие у Влада ещё больше убавилось, но, увы, нынешний гость был важным свидетелем, которого ни в коем случае не следовало пугать гневными словами и обвинять в чём-либо. Гость сразу бухнулся бы на колени, начав обливаться слезами, а толкового рассказа при этом не получилось бы.

— Расскажи, что знаешь, — повелел хозяин сучавского дома своему гостю. — Ведь ты заведовал винными погребами у моего отца. А моего отца, как я знаю, отравили...