– Мадам, – он поклонился и сел напротив, – я читал ваши письма к мисс Люси. Я хотел кое-что разузнать, а кроме вас мне никто не сможет помочь. Вы жили с нею в Уайтби. Она начала вести дневник после вашего отъезда; в нем Люси упоминает о некоторых событиях в своей жизни и оговаривается, что вы ее… скажем так, спасли. Это навело меня на некоторые размышления, и я прошу вас рассказать мне все, что вы помните о событиях, происшедших в Уайтби.
– Хорошо. – Я поднялась, и он тут же вскочил. – Пожалуйста, сидите, сэр. Я все записывала и могу вам показать, если угодно.
– Буду очень благодарен; вы окажете мне неоценимую услугу…
Я дала профессору машинописную копию моего дневника, которую специально вчера сделала, так как не была уверена, что он разбирает стенографическое письмо.
– Вы позволите мне прочесть сейчас?
– Да, читайте, – сказала я и вышла.
Он, усевшись в кресло спиной к свету, углубился в чтение, я же пошла в столовую, главным образом для того, чтобы не беспокоить гостя. Вернувшись, я застала доктора, с тревожным лицом расхаживающего по комнате. Тут уж я больше не могла выдержать. Мне стало жаль Джонатана до слез: ужас, который ему пришлось пережить, странная таинственность его дневника, мое беспокойство о муже, – все это заставило меня броситься к ван Хельсингу со словами:
– Доктор, спасите моего мужа!
Он взял меня за руки, подвел к дивану и сам сел рядом.
– Когда Джон Сьюард вызвал меня в Англию, – проговорил ван Хельсинг, – помимо сложного медицинского случая, заинтересовавшего меня, я нашел здесь нескольких прекрасных друзей… Уверен, мадам Мина, и вы станете моим другом. Ваш муж страдает; кажется, его недуг относится к моей области медицины. Я к вашим услугам и обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы он был здоров и ваша жизнь сложилась счастливо. Сейчас вы слишком измучены и взволнованны – нам следует сделать паузу… Вы в дневнике все уже сказали о Люси, не стоит больше обсуждать, это слишком грустно. Я переночую в Эксетере, так как хочу обдумать то, что вы записали…
Через некоторое время мы вернулись в гостиную, и профессор велел:
– А теперь расскажите мне о вашем муже.
– Все это так странно, – начала я, – что мне даже неловко рассказывать о фобиях Джонатана. Воспоминания о поездке вызывают у него такие припадки, что я пугаюсь…
– Миссис Мина, – заметив мое волнение, остановил меня ван Хельсинг, – если б вы знали, из-за чего я в вашем доме, то не поверили бы… Поэтому прошу вас: поподробнее.
– Знаете, доктор, чтобы облегчить задачу вам и себе, если позволите, я дам вам прочесть некие записи. Это копия дневника Джонатана, который он вел за границей. Там описано все, что с ним произошло. Я перепечатала его на машинке… Он не должен знать об этом. Я не буду ничего говорить, пока вы сами не прочтете. Затем мы снова встретимся и вы поделитесь со мной своими выводами…
– Благодарю. – Профессор поднялся. Лицо его было необычайно серьезным. – Зайду завтра утром, пораньше, навестить вас и вашего мужа.
– Джонатан будет дома до половины одиннадцатого, приходите к завтраку, и тогда я вас с ним познакомлю…
Он взял с собой бумаги, ушел, а я сижу в гостиной и размышляю – сама не знаю о чем.
Дорогая мадам Мина, я сразу же прочел удивительный дневник Вашего мужа. Можете спать спокойно, Джонатану не грозит безумие! Как это ни ужасно, в его записях нет ни слова лжи. Ему ничего не привиделось! Ваш супруг – мужественный человек, и уверяю вас, – а я достаточно знаю людей, – что у того, кто нашел в себе силы сопротивляться, потрясение не будет продолжительным. Мозг и сердце Джонатана здоровы, за это я ручаюсь, даже не обследовав его; не волнуйтесь об этом.
Мне придется о многом его расспросить, хотя, к сожалению, времени у меня в обрез. Буду рад повидаться с вами обоими, поскольку только что узнал так много нового и необычного, что положительно не могу прийти в себя.
Дорогой профессор!
Благодарю Вас за письмо, так облегчившее мне душу. Но неужели и впрямь мой муж все это пережил, и как страшно, если
Я надеялся, что мой дневник не будет иметь продолжения, но ошибся.