Дракула

Рэнфилд ведет себя беспокойно – его настроение так быстро меняется, что невозможно уловить причину этого. После того как он выставил профессора, я вошел к нему в палату. Вид у него был надменный – ну точно повелитель вселенной. На вопросы он отвечал осмысленно, но с презрительной усмешкой. Он верит в свое предназначение. Жизнь человека для него ничто, ее нужно лишь использовать во имя высшей цели. Какой, – на этот вопрос пациент не ответил. Во время нашего разговора у меня мелькнула мысль о влиянии графа на Рэнфилда. Неужели? Как это раньше не пришло мне в голову?

Позже

Я поделился своими соображениями с ван Хельсингом. Он сразу сделался серьезным и вскоре попросил меня снова взять его к пациенту. Я ответил отказом, добавив, что Рэнфилд снова принялся за ловлю мух.

Митчел и Кенди – лорду Годалмингу

2 октября

Милорд, с удовольствием выполняем Вашу просьбу, переданную нам мистером Харкером. Покупателем особняка на Пиккадилли является знатный иностранец, граф де Вил, заключивший с нами сделку без посредников и уплативший всю сумму наличными.

Остаемся покорными слугами Вашей светлости.

Глава 19

Записи доктора Джона Сьюарда

2 октября

Вчера поздно вечером я еще раз подошел к палате своего сложного пациента и заглянул в дверной глазок. Рэнфилд крепко спал. Утром дежурный санитар доложил, что вскоре после полуночи сон его стал тревожным и неожиданно он принялся молиться.

Джонатан Харкер продолжает свое расследование, а Артур и Квинси Моррис ищут подходящих лошадей. Арчи считает, что «транспорт» всегда должен быть наготове. Нам нужно «стерилизовать» всю привезенную Дракулой землю между восходом и заходом солнца; таким образом, вероятность уничтожить графа выше, а риск минимален. Ван Хельсинг отправился в Британский музей, чтобы заглянуть в какие-то старинные медицинские трактаты.

Порой мне кажется, что все мы сошли с ума и нам не повредили бы смирительные рубашки.

Позже

Снова собрались вместе; по-видимому, мы напали на след и, возможно, приближаемся к цели. Хотелось бы знать, какое отношение Рэнфилд имеет к нашим планам. Поведение его до того явно соответствует поступкам графа, что уничтожение вампира может оказаться для больного величайшим благом. Вот загадка. Однако в мозг пациента не проникнешь, а он словно воды в рот набрал и как будто временно успокоился…

Так ли это? Похоже, этот вой раздается из его палаты… Ко мне влетел санитар с сообщением, что Рэнфилд лежит на полу в луже крови. Бегу!..

3 октября

Я в точности излагаю последующие события, ибо они чрезвычайно важны.

Когда я вбежал в палату Рэнфилда, он действительно лежал на полу весь в крови. С первого взгляда было ясно, что он получил тяжелые травмы. Кровь хлестала из ран на лице, будто его с силой швырнули головой об пол. Санитар, когда мы перевернули беднягу, удрученно заметил:

– Мне кажется, у него сломана спина… Смотрите, доктор, вся правая сторона парализована! Не понимаю… Он мог в припадке биться головой об пол или упасть с кровати, но как такое могло случиться одновременно?

Я велел ему позвать доктора ван Хельсинга.

Через несколько минут появился профессор в халате и домашних туфлях. Оценив состояние Рэнфилда, он, покосившись на санитара, спокойно произнес:

– Печальное зрелище! Пациент, думаю, сильно ушибся, однако он далеко не безнадежен. Я останусь с тобой, Джон, но сначала схожу переоденусь…

Вернулся он необычайно быстро, причем с набором хирургических инструментов, и шепнул мне:

– Отошли санитара. Мы должны остаться с мистером Рэнфилдом наедине.

Я попросил Симмонса покинуть нас, запер изнутри дверь своим ключом, и мы приступили к осмотру.

Раненый хрипло дышал, было видно, что жизнь его висит на волоске. Лицо меньше пострадало; самым тяжелым повреждением была вмятина на черепе, отчего и наступил частичный паралич.

– Джон, необходимо снизить внутричерепное давление. Понадобится трепанация, я все сделаю сам, а ты следи за пульсом и дыханием. Он может в любой момент умереть, а я по-прежнему хочу поговорить с твоим пациентом…

Абрахам принялся за операцию.

Мы напряженно следили за состоянием раненого. У меня замирало сердце, и по лицу профессора было видно, как он встревожен. Рэнфилд дышал отрывисто, спазматически. Каждую минуту казалось, что он откроет глаза и заговорит; но сознание к нему не возвращалось. И хотя я привык к виду болезней и смерти, это ожидание все больше действовало мне на нервы.

Я взглянул на ван Хельсинга и поймал его ответный пристальный взгляд.

Наконец дыхание раненого стабилизировалось. Затем он продолжительно вздохнул, открыл глаза и уставился на нас. Сделав судорожное движение, едва слышно произнес:

– Я видел страшный сон… Где я?

Он приподнял голову – глаза его снова остекленели; я велел ему не шевелиться. Профессор мягко произнес:

– Расскажите нам ваш сон, мистер Рэнфилд.

– Пить… Мне снилось… – Наш пациент умолк, словно потерял сознание.

Было очевидно, что его травмированный мозг работает с промежутками, потому что когда он снова пришел в себя, то взглянул на меня с каким-то мучительным смущением и прошептал: