Драма жизни Макса Вебера

Вообще 1908 г. стал для Макса Вебера годом духовного и физического подъема, даже взлета. Годом ранее, как писала потом Марианна, пара отнюдь не испытывала восторга от жизни. «Несмотря на длительный отдых, зима и весна 1907 г. были вновь окутаны мрачными облаками. Для большой работы не хватает сил, Вебер чувствует себя опустошенным и полагает, что такого плохого времени у него не было уже несколько лет» (МВ, 309). Теперь же Марианна так описывает в письмах Елене и в дневнике состояние Макса 1908 г. и его участие в ежегодном общем собрании Союза социальной политики в Вене: «Главное впечатление последних недель – Макс и снова Макс», «…кажется, будто он сбросил свои цепи, и, как титан, дотянулся до неба», «…он как вырвавшийся из запруды неостановимый поток духа» (R, 549). Именно с этого времени, отмечает Радкау, Марианна стала считать, что Вебер – гений, и можно почувствовать, как культ гения помогает ей вытеснить неудовлетворенное чувственное влечение.

Сам же Вебер с его новым ощущением полноты жизни не нуждается в вытеснении. Творческий порыв, как водится, соединился с эротическим порывом. Незадолго до вышеуказанного собрания Эльза пригласила Макса после Вены поехать вместе с ней и Эдгаром на Адриатику в Рагузу (ныне Дубровник). Радкау комментирует: «Не надо быть фрейдистом, чтобы понять причину венской эйфории Вебера» (R, 550). Но планы изменились, и уже не один Макс, а супруги Вебер отправились в совместное путешествие по Адриатике с супругами Яффе. Марианна тогда многое увидела. В предисловии к одному из томов писем Вебера цитируется запись в ее дневнике: «Он любит ее не только братской дружеской любовью, но иначе, более страстно. Но описать его отношение как эротическое – значит использовать слишком грубое слово. Они были столь прекрасны, столь нечувственны и самозабвенны <…> и я поняла слишком даже хорошо, что сущность и судьба Эльзы должны были вызвать и в нем сильное новое чувство, как я это давно знала. Я совсем не подозреваю его в этом, но тем глубже моя печаль – она разбудила в нем те чувства и тот порыв, которые не достались мне. Почему так?» (MWG, II/10, 27). Так что не все получают от путешествия по ласковой Адриатике в начале осени одинаковое удовольствие. Макс Вебер ищет возможность остаться наедине с Эльзой, не находит и вымещает раздражение на Марианне, хочет, чтобы она уехала в Гейдельберг, злится также и на Эльзу, которая не отсылает своего мужа домой. Эльза внешне остается простой и непринужденной и не отвечает на его усилия, хотя и понимает причину его неистовств. Марианна все-таки уезжает, а Макс с четой Яффе отправляется на три дня в Венецию. Марианна писала потом Елене, что она «разрешила это с тяжелым сердцем…» (R, 551). Тяжесть на сердце была оправданной: в Венеции Эльза стала (или почти стала – что может означать это «почти», будет видно из дальнейшего) возлюбленной Макса Вебера. Радкау для ясности (однако порождая неясность) пишет так: они «телесно сблизились и душевно открылись друг другу» (Ibid.).

Биографы обсуждают аспекты телесного и душевного сближения. Но реальных сведений об этом мало. Известно лишь об утренней двухчасовой прогулке Макса и Эльзы на гондоле в день отъезда Макса из Венеции. Радкау пишет, что в одной из более поздних, бегло набросанных заметок, опубликованных Баумгартеном, Эльза упоминает о венецианском эпизоде: «Он (Макс Вебер. – Л.И.) считает, что моя жизнь не закончена. Говорит о возможности и допустимости „приключения“ при известных обстоятельствах. Но одно невозможно – это „мой брат“. Я подумала: хорошо тебе говорить» (Ibid.). Радкау полагает: эта запись свидетельствует о том, что Вебер уже стал партнером в отношениях и чувствует себя вправе ставить партнерше определенные условия. Но при этом, понимая, что Эльза не такая женщина, чтобы удовольствоваться товарищеским вниманием или нежными любовными словечками, и зная о своих возможных затруднениях и, может быть, не будучи уверенным в себе в дальнейшем, заранее оговаривает некий «допуск» в верности: мол, какой-то экскурс, что называется, нá сторону возможен, но отношения с братом (Альфредом) недопустимы. Он по меньшей мере подозревает возможность таких отношений и делает строгое предупреждение на будущее. Реплика Эльзы «хорошо тебе говорить» не совсем понятна, хотя позволяет предположить, что предупреждение Макса относительно невозможности отношений с Альфредом, скажем так, несколько запоздало.