Драма жизни Макса Вебера

Но мы сейчас знаем, что Веберу не удалось таким вот образом заморозить Мину Тоблер – она не превратилась ни в нервную больную, ни в асексуальное существо, и хотя Вебер в конце их связи поступил с ней в некотором смысле неблагородно (с. 218), но это неблагородство слишком обыкновенное – хорошо это или плохо – в любовных отношениях, а не потусторонний холод такого, как показано выше, психовампиризма. Вообще Вебер в этом кеслеровском (в целом правильном) изображении напоминает героя сказки Ханса Христиана Андерсена «Снежная королева» мальчика Кая, которому попал в глаза осколок волшебного зеркала, и он душевно навсегда заморозился, ему нравились только математически совершенные снежинки (ни одной неправильной линии!) и по требованию Снежной королевы он выкладывал из льдинок слово «вечность». Различие в том, что Вебер выкладывал из льдинок слово «рациональность» (см. об этом в гл. 7). Девочка Герда, по Андерсену, спасла Кая из царства вечного льда. Так вот, «девочка» Мина Тоблер в некотором смысле спасла Вебера от его собственного вечного холода. Почему ее не постигла судьба Эмми Баумгартен или Марианны Шнитгер, чего следовало ожидать, если верить Кеслеру? Ответ прост: потому что Мина, несмотря на не слишком большую разницу в возрасте, принадлежала к другому поколению, чем Эмми, Марианна, да и сам Вебер. И у этого поколения были совсем иные взгляды на жизнь, чем у предшествующего. Из дальнейшего рассказа станет ясно, насколько иные.

В начале 1911 г. Марианна вновь, как в пору любовной горячки Вебера из-за Эльзы, оказалась в центре бушующих вокруг нее, но не затрагивающих ее непосредственно любовных бурь. Именно ей Мина, что называется, плакалась в жилетку, рассказывая, что Ласк ее разлюбил, что она жаждет высокой любви и в этом видит свое женское призвание. Не известно, предвидела ли Марианна, что это высокое призвание осуществится в любовной связи Мины с ее мужем, во всяком случае, она не переживала эту связь так, как переживала возможный роман Вебера с Эльзой. Она понимала, что их браку связь Макса с Миной ничем не грозит, и принимала ее как нечто неизбежное. Более того, она полагала, что такая связь будет способствовать выздоровлению мужа, его избавлению от последствий страшной болезни. Дальнейшие события показали, что именно так это и было. Марианна иронически комментирует поведение мужа в письме Елене летом 1912 г.: Макс Вебер «бегает как охотничья собака и всегда в хорошем настроении» (DK, 694). Она пишет о своем впечатлении от Мины: «Я рада, что Макс нашел в ней освежающую подругу, и в музыкальном, вообще в художественном отношении она тоже дает ему кое что свое <…> Вообще в Мине много нераскрытого, и я могу только гадать, что будет в дальнейшем. В ней есть душевная сила – во многом она похожа на Эльзу Яффе, хотя у нее нет свойственного Эльзе богатства и способности выражения» (Ibid.). Сама же новая возлюбленная несла в дом профессора не бурю, а скорее мир и покой. Она не доминировала, как Эльза, ее любовь не была отягощена проблемами с Эдгаром, Отто или Альфредом, как это было в случае с Эльзой. Эльза оказалась не то что забытой, но исключенной из круга повседневных, постоянных разговоров. Именно ненавязчивая легкость ее любви делала Мину Тоблер удобной возлюбленной для Макса и приемлемой подругой мужа для Марианны. Когда мать Мины из Швейцарии писала своей «кочевнице»-дочери, что та уже не в юном возрасте и ей пора найти себе мужа, дочь отвечала, что «прекрасно обходится мужьями других женщин» (R, 567). В семье Вебера она с удовольствием приняла роль младшей жены. Вебер сам писал, что в патриархальных семьях статус старшей жены был достаточно неопределенным, тогда как возможности и обязанности младших жен были строго формализованы (ХИО, 3, 65). В семье Вебер суббота была законным днем Мины Тоблер или Тобельхен, как ласково звали ее в семейном кругу. Вебер проводил этот день в мансардной квартире в доме на Бисмаркштрассе, 17 в Старом городе, которую снимала Мина и ключ от которой получил Вебер. Однако на ночь он не оставался никогда, к ужину всегда был дома. Будто бы естественным образом, без драм и особых душевных мук сформировался стиль жизни в любовном треугольнике – такой ménage à trois по-гейдельбергски. Былo приобретено пианино; когда Мина играла, Макс и Марианна рука об руку сидели на диване. Когда происходил ежегодный академический бал, «я выбрала лучшую часть», писала Мина матери: «Марианна танцевала, а я с 7 до 10 лежала на диване с Максом Вебером» (R, 568). Если в Мюнхене у «бесстыжей» Эльзы имел место «баварский брак втроем» с конкурирующими и недовольными друг другом партнерами, то здесь у Макса все происходило «при полном непротивлении сторон».