Л а й ф е р т. Денни… Мальчик мой… Будь проклята эта бойня! Будь проклято это море! Если бы вы его видели, Кенен. Ему было только восемнадцать лет. Он играл в бейзбол, ловкий, смелый… Никого на свете я так не любил…
К е н е н. Маккри был с ним знаком. Он был в восторге от мальчика.
Л а й ф е р т. Где Маккри?
К е н е н. По-прежнему в моей каюте. Как мне надоел этот проклятый Маккри. День и ночь я должен быть в его вонючем обществе. Освободите меня, сэр. Дайте мне возможность пожить последние часы здесь для себя.
Л а й ф е р т. Потерпите. В штатах у вас будет много времени. С кем он сейчас?
К е н е н. Два матроса сторожат его и непрерывно подливают ему… Почему другие капитаны ходят на берег, веселятся, встречаются с кем хотят, а вы превратили меня в тюремщика?
Л а й ф е р т. У вас появились какие-то особые интересы к этому берегу?
К е н е н. Я живой человек, сэр.
Л а й ф е р т. Маккри не покушался больше на самоубийство?
К е н е н. Нет.
Л а й ф е р т. Жаль.
К е н е н. Мне тоже жаль. Он напивается и плачет и кричит, что опозорил американский флаг. Несколько раз он порывался написать письмо контр-адмиралу Щербаку.
Л а й ф е р т. Щербаку?
К е н е н. Да. Мне кажется, что он хочет с ним встретиться.
Л а й ф е р т. Сегодня Щербак будет нокаутирован. Об этом позабочусь я. Идите, Кенен, проведайте Маккри и приходите ко мне через час. С помощью бога и Ригмена мы освободимся от Щербака. Оставьте меня, я буду молиться.
К е н е н. А потом вы отпустите меня в город, сэр? Я не моту больше сторожить этого пьяницу.
Л а й ф е р т. Ступайте.
Р и г м е н. Крепитесь, старик!
Р и г м е н
Первый тост — это молчание, наша тоска об ушедших, наша вечная память о них, наша молитва о них.
А д ъ ю т а н т. Слушаю, сэр.
Р и г м е н. На рассвете мы расстаемся. Вице-адмирал Баров в Москву, я — в Соединенные Штаты. Увы, такова судьба моряков: встречаться и расставаться.
Б а р о в. Так будем же во всем следовать славным традициям и, расставаясь в дальнем порту, предупредим друг друга об опасностях плавания.
Р и г м е н. Это и есть цель нашей встречи. Будем говорить прямо, как и полагается военным. У нас есть основания быть недовольными действиями контр-адмирала Щербака, и я думаю, будет правильно высказать это недовольство здесь, сейчас и в его присутствии.
Б а р о в. Я прошу вас.
Р и г м е н. Говорите, Лайферт.
Л а й ф е р т. Контр-адмирал Щербак мой личный друг. Я считаю его честным человеком и талантливым руководителем. Тем более прискорбно видеть его ошибки. Я постараюсь быть точным и справедливым.
Р и г м е н. Кроите того, следует быть решительным и кратким.
Б а р о в. Я внимательно слушаю вас, мистер Лайферт.
Л а й ф е р т. Желая или не желая этого, контр-адмирал вбивает клин между союзниками.
Б а р о в. Это серьезное обвинение.
Л а й ф е р т. Я далек от обвинений.
Р и г м е н. Мы не на собрании акционеров, Лайферт.
Л а й ф е р т. Недавно советский матрос Бойко здесь, в коридоре гостиницы, нанес оскорбление капитану американского парохода. Накинулся на него с кулаками. Мы думали, что контр-адмирал будет судить хулигана военным судом. Вместо этого контр-адмирал, явно сочувствуя матросу, назначил всего десять суток ареста.
Б а р о в
Щ е р б а к. Правда.
Л а й ф е р т. Контр-адмирал недоволен тем, что союзники затягивают открытие второго фронта в Европе. Он сам мне говорил.
Щ е р б а к. Собственно говоря, трудно быть этим довольным.
Л а й ф е р т. Я тоже недоволен. Но разве это зависит от нас? Капитан «Корделии» Маккри утопил свое судно, торпедированное подводной лодкой. Что ему еще оставалось делать вблизи берегов противника? Из этого факта контр-адмирал делает чудовищный вывод.
Б а р о в. Какой?