Искалеченный мир, – у Дрёмы было двойственное чувство. С одной стороны – необъяснимая грусть, а с другой – глупый смех. – Неужели нельзя было иначе назвать? А, впрочем, в названии ли дело? Папа сказал, что слова лицемерны на языке и искренни при рождении. Да, папа, думаю, ты был прав. Люди не равны, и так решили сами люди. Согласиться с этим? – Мысли запнулись, так же, как запинается поток, встретив неожиданную преграду. Мысли потонули в кипящих бурунах возмущённых чувств. – И я
За несколько дней до приезда папы из Стенограда в калитку негромко постучали.
– Можно в гости. – В узком проёме появился одутловатый человек с добродушным лицом похожим на наливное яблочко с красными боками.
Одет он был в просторный серый балахон и весь увешан маленькими цепями, блестящими столь ярко, что можно было подумать, он только и занят тем, что все дни напролёт натирает их до солнечного сияния. Кстати, догадка мальчика была близка к истине. Гостем был местный служитель храма «Око Вирта», и полное название его должности звучало следующим образом: Покровитель Немеркнущих Звеньев, Оцепленный храма – чтимый Серафим.
– Вечных цепей здесь живущим! – Благодушно пожелал на входе Оцепленный храма и, приглашённый войти, с важным видом проследовал на веранду. – Хозяюшка, я что зашёл-то, – он вытер крупные капли пота со лба, – когда твой-то приезжает?
– Да скоро уже ожидаем, – суетясь перед важным гостем, ответила мама.
– Что ж, хорошо. Пусть, как приедет, зайдёт ко мне.
– Непременно зайдёт. Давайте молочка свежего с хлебом. Надя, неси кувшин из подвала!
– Не откажусь, не откажусь, – благодушно улыбаясь, чуть растягивая слова, пропел Серафим. – Ну, а как наш путешественник – привыкаешь? – он устремил прищуренные глазки на Дрёму.
– Привыкаю потихоньку. – Дрёма почувствовал, как его уши зарделись – он не ожидал такого внимания к себе.
– Ну что же – я рад.
Дрёма не ответил вслух, а сделал двусмысленное движение головой и плечами, мол, посмотрим.
Вошла Надя, неся поднос с кувшином молока и ароматной булкой свежеиспечённого хлеба. Разговор на время прервался и продолжился после того, как стол был накрыт, и все заняли свои места. Оцепленный храма и мама заговорили о малопонятных Дрёме вещах. Он с интересом слушал, что: «…нужно чаще наводить блеск металла…», «Жизнь – цепочка поколений. Ритуалы сцепки позволяют сохранить преемственность…»
– Да, жизнь, – сладко вздохнул Серафим, – прадеды понимали важность каждого звена. Для них
Мама чаще молчала, не прерывая речистого собеседника, и только иногда кивала головой в знак согласия, позволяя себе кротко вставлять в паузы: «да, да» или «не говорите – времена нынче не те на улице».
– Вот и
– Как же так? – всплеснула руками мама.
– Вот такие-то дела, хозяюшка. Люди сами разрывают спокойное течение дней. Ведь сказано в «Своде»: «… всё в мире взаимосвязано… Оглядитесь, и вы заметите вокруг себя бесподобную стройность и взаимосвязь всего сущего… Это ли не образ, идущий к нам из седых глубин прошлого, бесконечных звеньев? Где каждое звено – отдельная жизнь… Разбросанные по земле, они представляют собой хаос. Но собранные воедино, выстраиваются в неразрывные цепи гармонии…» – Оцепленный перевёл дыхание и снова продолжил, воодушевлённый внимательным молчанием слушателей, – разве не служит доказательством мудрости, заложенной в «Своде», то, что с каждым новым поколением мы живём всё лучше и лучше. А вспомните, что писалось о прошлом: «… и было смятение. И Вирт Первый глядел с недоверием на племя многочисленное… отражение смущало… зоркая мудрость, проникая в природу тьмы, дальновидно предвидела хаос…» Цепи служат пониманию своего предназначения и своей гармоничной простотой словно говорят: твоя жизнь не бессмысленна – она соединяет прошлое и грядущее. И пусть порой бывает тяжело, именно они позволяют нам сказать: я осознал свое
Цитируя выдержки из неизвестного Дрёме «Свода», чтимый Серафим незаметно преображался, вытягивал шею и в голосе появлялись торжественные певучие нотки.