Древнее китайское проклятие

— На Царевича не похож, — пробормотала левая голова. — Видали мы того Царевича как-то в бою. Дурак, что ли?

— Я тебя обзывал?

— Нет, — вздохнула средняя. — Ты левую прости, она от рождения дурная. Чего хотел-то, Сережа?

— Поговорить. Так сказать, посидеть, покурить, о делах наших скорбных покалякать…

— Дела ваши швах, — сообщила левая. — Богатыри теперь нескоро оклемаются, а без них и Васькиного папы войска вам против хазар не выстоять.

— Надо было этих богатырей совсем грохнуть, — мстительно сказала правая голова. — Взяли моду дубинами махать. Я так думаю.

— Твое место крайнее, — оборвала средняя. — Я центровая, я и думать буду. Кто не согласен, тому шею во сне перекушу. Ясно?

— Ясно, — нехотя сказала правая.

— А тебе? — Средняя голова повернулась к левой.

— И мне ясно.

— Спасибо за внимание, — умиротворяюще кивнула средняя. — С точки зрения выживания меня как вида мы поступили правильно. Мы этих богатырей отмутузили так, что они еще пару месяцев не оклемаются, а как оклемаются, то дважды подумают, прежде чем сюда возвращаться и славы за наш счет искать. Еще и приятелям своим расскажут, что Змей Горыныч — не самая простая добыча. А если бы мы их совсем грохнули, как правая предлагала, что бы тогда было?

— Что? — спросила левая. Мне тоже было любопытно.

— Что, — передразнила средняя. — Вторая Пуническая война была бы, вот что. Богатыри эти — народ мелочный и мстительный, как и все людишки. Сразу бы начали вопить, что, мол, схватка нечестной была, хотя куда уж честнее, трое на трое, что, мол, тварь мы паскудная и надобно бы нас всех извести. И через неделю явилась бы сюда дружинка неслабая, копий этак в пятьдесят, и тут нам либо место жительства навсегда менять, либо совсем с жизнью прощаться. Супротив пятидесяти богатырей ни один Змей не выстоит, Горыныч он или Тугарин какой-нибудь. Я понятно излагаю?

— Понятно, — кивнула левая.

— Правой не слышу.

— Понятно, понятно, — сказала правая. — Я и раньше понимал, что за центрового у нас слабак и пофигист.

— Поговори у меня, — рявкнула средняя. — Так ты чего хотел-то, Серега? Пришел, гудел, теперь молчишь. Странный ты какой-то.

— Перебивать не хотел, — объяснил я свое молчание. — В семейные дела, так сказать, вмешиваться.

— Ты и так в них вмешался по самые помидоры, — ответила средняя голова. — Раз здесь стоишь и базары наши внутренние слушаешь.

— Он вообще странный, — сказала правая голова. — К нам люди почему приходят? Либо на смертный бой вызвать, либо дань принести, чтобы мы не трогали никого. Этот и на бой не зовет, и даров я что-то не вижу. Хоть бы ради приличия корову какую привел, барана или пуд золота притаранил.

— А золото тебе зачем? — спросил я.

— Странный, — констатировала средняя голова. — Золото — оно всегда золото. Хочешь, взятку кому дашь, хочешь, зубы золотые вставишь. Мне вон сегодня два зуба этот Леша Попович выбил. А вам?

— И мне два.

— А мне ни одного, — гордо заявила левая. — Я уворачиваться умею.

— И меня подставлять, — сказала средняя. — Умеешь не спорю. Следующий раз вообще без меня драться будете я спать лягу, понятно?

— Я ж говорю, слабак, — подхватила правая.

Средняя цыкнула, и правая попыталась втянуться в плечи, что, принимая во внимание более чем трехметровую длину шеи, было не так-то просто.

— Я, собственно, по тому же вопросу, — сказал я. — Что и эти трое приходили.

— А они, между прочим, не объяснили, чего приперлись, — вздохнула средняя голова. — Они обзываться начали и на бой вызывать. А сути претензий нам никто не предъявлял.

— Я вообще не приделах, — сказала левая. — Так долго никого не было, я уж думала, забыли про нас. И вдруг сразу трое. И кто? Цвет рыцарства, так сказать. Надежда и опора, так сказать.

— Уроды они, так сказать, — заключила правая голова. — Такие же, как чудо-юдо, только страшные.

— Так чего надо? — спросила средняя.

— Василису отдай, — попросил я.

Правая и левая головы заржали и начали за спиной… затылком средней заплетаться в морские узлы. Средняя почесала макушку кончиком хвоста и прищурилась.

— Так вот оно что, — молвила она. — А я-то думаю, за что такая честь. За Ваську-то они могли, конечно, втроем прийти.

— Так отдашь?

— Не могу, — сказала средняя голова. — Я бы и тем троим так ответила, только они не спрашивали. Бесполезно все это. Не могу.

— Слушай. Ты хоть понимаешь, какая политическая подоплека у всего этого дела?

— Понимаю, — горестно вздохнула средняя.

— Ты хоть понимаешь, что без войска Василисиного отца Тридесятому царству супротив хазар не выстоять?

— Понимаю.

— И что уже через неделю хазары в здешних землях хозяйничать будут?

— И это понимаю.

— Так какого ж лешего ты Василису не отдаешь? Ты ж русский Змей, между прочим, Горыныч, а не Тугарин какой-нибудь хазарский. Так что ж ты против собственного народа-то попер?

— В гробу он меня видал, — сказала средняя голова. — Народ этот. В белых тапочках. И я его там же. Мне что русские богатыри, что хазарские батыры — все едино. Одна головная боль. И нечего мне тут политику партии объяснять, понял? Не могу я Василису обратно отдать.

— Почему?

— Потому что у меня ее нету.