Древнегреческая застольная, шутливая и эротическая эпиграмма

Аполлофон, подозрений желая избегнуть, женился
И, новобрачный, толпе рыночной всё обещал:
«Завтра, — твердил, — у меня будут дети». Когда же настало
«Завтра», детей так и нет. Есть подозренья одни.

Деловой человек и художник (11, 233)

К оригиналу портрет кто ближе, быстрее напишет,
Спорили Федр-купец и живописец Руф.
Руф пока краски свои начинал растирать, Федр картину
Быстро закончил, успев с Руфа расписочку взять.

На старого коня (11, 259)

Кляча твоя, Хрисострат, из земли фессалийской, не скачет,
Трав фессалийских каких ты бы ей не подавал.
Истинно, конь деревянный! И если б троянцы и греки
Вместе тащили её, скийских ворот не прошла б.
Богу какому-нибудь посвяти свою клячу, на деньги,
Что на прокорм её шли, кашу свари для детей!

На труса (11, 265)

Ежели, Гай, против скачущих блох собирается войско,
Против мышей, против мух, против полков саранчи,
Как бы тебя, опасайся, в ту армию не записали:
Ты ведь достоин вполне драться с подобным врагом!
Если же войско из храбрых мужей выбирают, известно:
Римский солдат ни один бой не ведёт с журавлём.

На обедневшего богача (11, 309)

Ростовщиком был: скопив, под проценты ссужал ты деньгами.
Воду одну только пил, чтобы поживу иметь.
В хитрых уловках, однако, Фарсимах, лишился богатства —
Так ничего не достиг, жалкий, чего ты искал.
Раньше, скажи, голодать разве меньше тебе приходилось?
Прежде не лучше ль жилось, чем ты сегодня живёшь!

Тяготы супружества (11, 388)

Был ты, Нумений, когда неженатым, казалась — не правда ль? —
Жизнь постоянно тебе верхом блаженства, добра.
Разом, когда ты женился, Нумений, всё в жизни, однако,
Стало казаться тебе верхом мерзейших забот.
«Ради детей я женился...» И будут, коль будут и деньги!
Нищий не любит, пойми, собственных даже детей.

Совет скряге (11, 389)

Можно ещё извинить, если множишь своё достоянье,
Долго желая прожить, так же как ворон, олень.
Если же близкая старость к тебе, человек, подступает,
Жажда несметных богатств пусть не коснётся ничуть!
Сгубишь иначе себя ты среди неизбывного горя,
А накопленье пойдёт быстро на пользу другим.

На худого (11, 392)

Адраст, оратор, однажды догнав муравья, не преминул,
Спину его оседлав, радостно, гордо кричать:
«Беллерофонт у тебя свой! Пегас мой, лети! Из героев
Самым известным я стал полуживым костяком!»

Зловонная Демострата (11, 240)

Ты, Демострата, воняешь не только сама, но козлиный
Запах и тот издаёт, кто с тобой рядом сидит.

МАКЕДОНИЙ ФЕССАЛОНИКСКИЙ

(VI в. н.э.)

Вежливый отказ (15, 245)