Многообразне вселукавый Сотана тщится на погубление человеку. Аще кого видит не послушающа на злыа дела и подвизающася на добродетель, уловляет его последовати своей воли и ни с ким же советовати, якоже святый пишет Дорофей[398]
: «Во мнозе совете спасение бывает, последуя же самосмышлению падает, якоже лист». Потом же влагает ему тщеславиа помыслы, и то самосмышление — начало и корень тщеславна, понеже мнит себе доволна суща не точию свой живот управити, но и всех разу//мнейшал. 356
и не требующа совета, и яростию не даст ничтоже противу себе рещи, но хощет, да вси словес его слушають, яко Богослова. Егда же видит вселукавый, аще укрепится в таковых прилежай добродетели, начинает его прелщати блещанием света или зрением некоего вида в образе ангела или некоего святого. И аще таковым веру иметь, якоже преже реченный брат, и тако удоб погибает человек; не точию злым прилежа, но и благаа творя, — от самосмышления погибаеть. //л. 358
л. 358 об.
изнесоша. По днех же неких проглагола. Братиа же начаша его вопрошати о случившемся ему. Он же нача поведати со слезами: «Аз, убо окаянныа, нечювствием многим одержим, творя любодеяние и дерзаа служити божественую литургию. И во едину от нощей на своей недели быв в веси и сотворив грех любодеяниа. И в толико нечювьствие приидох, яко не потщався ни поне водою омыти скверну тела моего, ниже оскверненую ризу премених, и, проскомисав, начах служити божественую литургию. И егда прочтоша апостольское учение и начаша пети «Аллилуиа», аз же восхотев пойти чести святое Евангелие — и видех мужа, брада//тал. 359
и стара, стояща за престолом и жезл в руце имый (ото образа его разумети, яко святый Николае есть). И рече ми с яростию: «Не дерзай служити, окаянне!» Аз же мнех, яко призрак есть, и времени принужающу устремихся чести. Он же удари мя по главе и по раму жезлом, сущим в руках его. И падох, яко мертв, и пребысть, лежа на одре, много время полсух». Глаголаше же той священноинок Иона: «И егда отойдох ото обители, не вем, что ему конець бысть"».Сущии убо в мире, елици издадят себе неудержанно в скверну злаго любодеяниа, и, аще не покаются, множайше себе возжигают пещь огня негасимаго; кольми паче иночески живуще //
л. 359 об.
и в таковаа впадающе, множайше себе, паче мирьских, огнь геоньскии возжигают. Кто может изрещи, иже не точию в мире сущии, но и во иночестве пребывающе любодеянием побежаеми; множае мирьских осужение приимут, аще дерзнут на священничество; и в мире сущий после жены своея, побежаеми любодеянием и дерзающе служити, паче простых осужение приимут; сущии же во иночестве и побежаеми любодеянием и дерзающе на священничество и касатися некасаемых, ихже и самиитииань глаголи трепещут[401], они же, побежаеми конечным нечювствием и отчаянием или неверьем хοтящаго быти суда и воздааниа, //л. 360
дерзают на таковое таиньство и касаются некасаемых. И не точию до священничества, таковыми же сквернами побежаеми, дерзают служити, но и по священничестве, тая же творяще, дерзают служити, иже не суть достойнии ко олтарю приближитися.И Господь-человеколюбець, аще восхощет некиа ради добродетели на кого от тех излияти каплю милости своея, послет на нь скорбь, и возбранит ему от таковыя дерзости, и скорбьми обратит его на покаание. Аще ли же которым попустит и не возбранит им скорбьми от таковыа дерзости, всеконечно оставляеми суть от Бога и достойни слезам, яко тамо вечно отомщение восприимут своея дерзости. Не точию //
л. 360 об.
священноиноком и мирьским иереем, но и простым иноком и миряном, уклоняющимся неудержанно к плотским сквернам, сущих в жизни сей, и дерзающим приимати пречистыя тайны без достойнаго запрещениа и покаянна, аще скорбьми не возбранит им от таковых, но на конце или после смерти объявит на них, которому осужению достойни. Сие творит не им ползу сотворяа, но нас в страх и на покаяние наставляа. Такоже и добродетелных в конець и по кончине благими знаменми объявляа, нас наставляа ко уподоблению их, и прославляет угодивших ему, якоже преди рекох.