Читаем Древнерусские патерики полностью

Многообразне вселукавый Сотана тщится на погубление человеку. Аще кого видит не послушающа на злыа дела и подвизающася на добродетель, уловляет его последовати своей воли и ни с ким же советовати, якоже святый пишет Дорофей[398]: «Во мнозе совете спасение бывает, последуя же самосмышлению падает, якоже лист». Потом же влагает ему тщеславиа помыслы, и то самосмышление — начало и корень тщеславна, понеже мнит себе доволна суща не точию свой живот управити, но и всех разу//мнейша

л. 356 и не требующа совета, и яростию не даст ничтоже противу себе рещи, но хощет, да вси словес его слушають, яко Богослова. Егда же видит вселукавый, аще укрепится в таковых прилежай добродетели, начинает его прелщати блещанием света или зрением некоего вида в образе ангела или некоего святого. И аще таковым веру иметь, якоже преже реченный брат, и тако удоб погибает человек; не точию злым прилежа, но и благаа творя, — от самосмышления погибаеть. //

л. 358Поведа нам священноинок Иона, духовник прес вященнаго епископа Тверьскаго Акакиа[399] «Еще ми, — рече, — пребывающу в манастыри Святаго Николы на Улейме[400], священноинок некий нача служити во обители святую литургию. И егда восхоте чести святое Евангелие, внезапу паде, яко мертв. Они же, вземше его, //

л. 358 об. изнесоша. По днех же неких проглагола. Братиа же начаша его вопрошати о случившемся ему. Он же нача поведати со слезами: «Аз, убо окаянныа, нечювствием многим одержим, творя любодеяние и дерзаа служити божественую литургию. И во едину от нощей на своей недели быв в веси и сотворив грех любодеяниа. И в толико нечювьствие приидох, яко не потщався ни поне водою омыти скверну тела моего, ниже оскверненую ризу премених, и, проскомисав, начах служити божественую литургию. И егда прочтоша апостольское учение и начаша пети «Аллилуиа», аз же восхотев пойти чести святое Евангелие — и видех мужа, брада//та

л. 359 и стара, стояща за престолом и жезл в руце имый (ото образа его разумети, яко святый Николае есть). И рече ми с яростию: «Не дерзай служити, окаянне!» Аз же мнех, яко призрак есть, и времени принужающу устремихся чести. Он же удари мя по главе и по раму жезлом, сущим в руках его. И падох, яко мертв, и пребысть, лежа на одре, много время полсух». Глаголаше же той священноинок Иона: «И егда отойдох ото обители, не вем, что ему конець бысть"».

Сущии убо в мире, елици издадят себе неудержанно в скверну злаго любодеяниа, и, аще не покаются, множайше себе возжигают пещь огня негасимаго; кольми паче иночески живуще //

л. 359 об. и в таковаа впадающе, множайше себе, паче мирьских, огнь геоньскии возжигают. Кто может изрещи, иже не точию в мире сущии, но и во иночестве пребывающе любодеянием побежаеми; множае мирьских осужение приимут, аще дерзнут на священничество; и в мире сущий после жены своея, побежаеми любодеянием и дерзающе служити, паче простых осужение приимут; сущии же во иночестве и побежаеми любодеянием и дерзающе на священничество и касатися некасаемых, ихже и самиитииань глаголи трепещут[401], они же, побежаеми конечным нечювствием и отчаянием или неверьем хοтящаго быти суда и воздааниа, //

л. 360 дерзают на таковое таиньство и касаются некасаемых. И не точию до священничества, таковыми же сквернами побежаеми, дерзают служити, но и по священничестве, тая же творяще, дерзают служити, иже не суть достойнии ко олтарю приближитися.

И Господь-человеколюбець, аще восхощет некиа ради добродетели на кого от тех излияти каплю милости своея, послет на нь скорбь, и возбранит ему от таковыя дерзости, и скорбьми обратит его на покаание. Аще ли же которым попустит и не возбранит им скорбьми от таковыа дерзости, всеконечно оставляеми суть от Бога и достойни слезам, яко тамо вечно отомщение восприимут своея дерзости. Не точию //

л. 360 об. священноиноком и мирьским иереем, но и простым иноком и миряном, уклоняющимся неудержанно к плотским сквернам, сущих в жизни сей, и дерзающим приимати пречистыя тайны без достойнаго запрещениа и покаянна, аще скорбьми не возбранит им от таковых, но на конце или после смерти объявит на них, которому осужению достойни. Сие творит не им ползу сотворяа, но нас в страх и на покаяние наставляа. Такоже и добродетелных в конець и по кончине благими знаменми объявляа, нас наставляа ко уподоблению их, и прославляет угодивших ему, якоже преди рекох.

Поведа нам отець Иосиф: «Пребывающу ми в честней обители //

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературные памятники

Похожие книги

История Российская. Часть 1
История Российская. Часть 1

Татищев Василий Никитич (1686 – 1750), русский государственный деятель, историк. Окончил в Москве Инженерную и артиллерийскую школу. Участвовал в Северной войне 1700-21, выполнял различные военно-дипломатические поручения царя Петра I. В 1720-22 и 1734-37 управлял казёнными заводами на Урале, основал Екатеринбург; в 1741-45 – астраханский губернатор. В 1730 активно выступал против верховников (Верховный тайный совет). Татищев подготовил первую русскую публикацию исторических источников, введя в научный оборот тексты Русской правды и Судебника 1550 с подробным комментарием, положил начало развитию в России этнографии, источниковедения. Составил первый русский энциклопедический словарь ("Лексикон Российской"). Создал обобщающий труд по отечественной истории, написанный на основе многочисленных русских и иностранных источников, – "Историю Российскую с самых древнейших времен" (книги 1-5, М., 1768-1848)."История Российская" Татищева – один из самых значительных трудов за всю историю существования российской историографии. Монументальна, блестяще и доступно написанная, эта книга охватывает историю нашей страны с древнейших времен – и вплоть до царствования Федора Михайловича Романова. Особая же ценность произведения Татищева в том, что история России здесь представлена ВО ВСЕЙ ЕЕ ПОЛНОТЕ – в аспектах не только военно-политических, но – религиозных, культурных и бытовых!

Василий Никитич Татищев

История / Древнерусская литература / Древние книги
Слово о полку Игореве
Слово о полку Игореве

Исследование выдающегося историка Древней Руси А. А. Зимина содержит оригинальную, отличную от общепризнанной, концепцию происхождения и времени создания «Слова о полку Игореве». В книге содержится ценный материал о соотношении текста «Слова» с русскими летописями, историческими повестями XV–XVI вв., неординарные решения ряда проблем «слововедения», а также обстоятельный обзор оценок «Слова» в русской и зарубежной науке XIX–XX вв.Не ознакомившись в полной мере с аргументацией А. А. Зимина, несомненно самого основательного из числа «скептиков», мы не можем продолжать изучение «Слова», в частности проблем его атрибуции и времени создания.Книга рассчитана не только на специалистов по древнерусской литературе, но и на всех, интересующихся спорными проблемами возникновения «Слова».

Александр Александрович Зимин

Литературоведение / Научная литература / Древнерусская литература / Прочая старинная литература / Прочая научная литература / Древние книги