Более того, А. Куник и Н. Т. Беляев ошибались, полагая, что личные имена
Таким образом, хотя имена братьев Рюрика в Сказании о призвании варяжских князей, как и все остальные древнегерманские двучленные личные имена, являются по происхождению хвалебными эпитетами и хотя переход эпитета в личное имя или его осмысление как личного имени с последующей персонификацией – явление, хорошо известное фольклористике, я не вижу оснований предполагать, что они сохранили в Сказании свою исходную функцию и должны интерпретироваться как эпитеты к имени Рюрик. Напротив, учитывая их широкое распространение в Скандинавии как личных имен, трудно предположить их параллельное употребление в качестве эпитетов. Значительно более вероятным представляется, что в Сказании они выступают именно как личные имена. И поскольку древнерусские формы
Историческим ядром Сказания был «ряд» – соглашение между местной знатью и пришлым предводителем викингского отряда[668]
. Вместе с тем немногочисленные и крайне сухо пересказанные в древнейших летописных текстах обстоятельства дальнейшей деятельности Рюрика все же позволяют предполагать, что вокруг заключения «ряда» складывалась «сага о Рюрике»[669], повествование о деяниях удачливого вождя, обосновавшегося в новых землях. Однако составителя Начального свода эти деяния сами по себе интересовали, по-видимому, мало. Они касались истории исключительно северо-западного региона Руси – в центре же его внимания было Среднее Поднепровье как изначальное ядро Древнерусского государства, Киев как его столица и поляне как древнейшее население Киева[670] (неслучайно новгородские события, включая правление там Святослава Игоревича, не нашли отражения в летописях). Поэтому деяния Рюрика могли не иметь в глазах летописца такой ценности, как деяния Олега или Игоря, правителей Киева. Не исключено также, что «сага о Рюрике», создававшаяся, как и все Сказание в целом, в дружинной среде, по преимуществу скандинавской, была пронизана фольклорно-фантастическими мотивами и сюжетами. Именно такую форму имеют те «викингские» саги, действие которых происходит в Восточной Европе и сюжеты которых, вероятно, возникли и бытовали в среде варягов, прежде чем попасть на север (например, «Сага об Одде Стреле»). Хотя эти саги в существующем виде сложились достаточно поздно – не ранее второй половины XIII в., значительная часть наполняющих их сказочных мотивов имеет архаичное происхождение и связана с культовыми, ритуальными и магическими представлениями дохристианского времени. Анализ сказания о смерти Олега в летописных текстах и Одда Стрелы в «Саге об Одде Стреле» показывает, что именно эти сюжеты и мотивировки в первую очередь утрачивались в процессе бытования сказания на Руси и при включении его в летопись[671].