Древние города

Глянул вниз, на каменные плиты площади, и понял, что слишком высоко. Плата сохранится, а Люк нет.

Однако выхода не было. Пусть сохранится только плата. Нельзя допустить, чтобы Енси исчез окончательно. Люк мертвец при любом раскладе, но дракон должен возродиться…

И Люк прыгнул, прижимая к себе плату.

Воздух принял его раскаленной подушкой, надул пузырем рубашку, ударил в лицо тугой волной. Земля полетела навстречу с убийственной скоростью.

И раздался взрыв.

Рвануло так, что уши заложило, в голове загудело. Отбросило в сторону, перевернуло. И мир погас. Последнее, что помнил Люк, это плата дракона, которую он крепко сжимал в руках…

Глава 17 Мэй. Победителей не бывает

1

Он просто столкнул ее вниз – грубо и неожиданно. Земля полетела навстречу, руки уперлись в цеплючие травы, под колено попал острый камушек. Мэй тут же развернулась, вскочила на ноги, но не удержала равновесие и пошатнулась. Всего лишь один миг потеряла, но этот миг решил все.

Енси поднялся так высоко, что Мэй не смогла бы его достать, даже если бы имела пружины в подошвах.

– Не оставляй меня! – заорала она Люку, но тот уже направил машину вертикально вверх.

Немного заваливаясь на поврежденную сторону, дракон набирал высоту. Возмущенно заурчал Облак, сделал небольшой круг над головой Мэй и уселся на землю. Как будто жалел. Глупая железяка!

Как мог Люк оставить Мэй! Что это за идеи у него появились? Что он задумал?

Первый Город находился совсем рядом – отвесные скалы, окружавшие его, закрывали половину небосвода. Городские плато пылали, здоровенная блестящая Гадина длинным хвостом разрушала то, что еще не успело сгореть, и медленно снижалась. Аккуратно опускала свою тушу, пытаясь поместиться в узком городском кольце.

Появился Енси – он зашел сверху, но летел слишком медленно, покачивался и кренился в сторону. На такой машине разве можно гоняться за Ниу-Ши?

– Пошли, – резко сказал отец, – поднимемся на площадку перед мостом. Оттуда будет лучше видно.

– Что видно? – пробормотала Мэй, наугад ступая по траве: она не решалась оторвать взгляд от Люка.

Он задумал что-то ужасное. Это не закончится хорошо, это просто не может хорошо закончиться…

– Надо было его остановить…

– Он знает, что делает. Кроме него, это никто больше не сделает… – Отец не смотрел на Мэй.

Он просто поднимался по развалинам, протягивал руку, помогая забираться, подсказывал, куда лучше поставить ногу. И отворачивался.

Они забрались на покрытые мелкой сеткой трещин каменные плиты, через которые просовывала усики настырная трава. Мэй подняла голову и увидела, как Енси, падая камнем, с разгону влетел в открытое брюхо Ниу-Ши.

– Он сошел с ума! Он не остановит ее!

Облак вдруг курлыкнул и полетел вперед, набирая скорость. Вытянул шею, забил крыльями. Мэй окликнула его несколько раз, но дракончик словно потерял слух. Несся что было сил, уменьшаясь на глазах, к горному плато, над которым толстым здоровенным червем висела Ниу-Ши.

– С ума они посходили, что ли… – пробормотала Мэй. Все привычное и знакомое, все дорогое и важное ускользало из ее рук, убегало, пропадало в вышине. Зачем-то забрался в Гадину Люк, и даже хвоста Енси не было видно. Только подозрительно яркие вспышки внутри Гадины – выстрелы роботов.

– Люк что, решил сам отключить машину? Но как он это сделает?

– Я знаю ровно столько, сколько и ты, – ответил отец слишком ровным голосом.

Город горел – вверх поднимались густые клубы дыма. Когда же эта зараза разрядится? Когда закончится весь ее пыл? Сколько еще можно стрелять огнем?

И тут Мэй вдруг поняла, что заряжаться Ниу-Ши полетит в Камлюки, к Костровой Башне, туда, где есть Живой металл. И тогда для Всадников не останется ни одного шанса. Ни одной надежды на жизнь.

Облак уже почти добрался к самому брюху Гадины – хлопал крыльями и казался слабым смешным птенцом, подбирающимся к огромной ящерице. Дракончик был совсем рядом с огнем и дымом, и от сознания собственного бессилия Мэй могла только кусать губы и до едких слез вглядываться в небо.

В этот момент из брюха Ниу-Ши вывалился Люк – как-то странно, боком. Просто Люк. Енси остался внутри.

Облак рванулся за Люком, а через несколько мгновений Гадина взорвалась. Рвануло так, что вздрогнуло небо, а обломки – здоровенные, черные обломки – посыпались вниз, полыхая, как тысяча костров.

– Люк! – Мэй закашлялась, но тут же вскочила на каменный блок и закричала снова, срывая голос на хрип. – Люк!

Внутри Города творился ужас. Огонь гудел ненасытным чудовищем, запертым в тесной каменной клетке, превращая Первый Город в раскаленную печь.

И в эту печь упал Люк…

Мэй стояла и смотрела на поднимающийся дым, на почерневшие края плато, на обрушившиеся сторожевые башни. И чувствовала, как пустеет внутри, как подбирается лютый холод и обволакивает сердце…

Она все повторяла и повторяла имя Люка, шептала, как заклинание, как будто само это слово могло вызвать из небытия ее любимого…

Отец рывком прижал ее к себе, обнял горячими руками и уткнулся губами в макушку. Не сказал ни слова.

Да и нечего было говорить.