Читаем Древние греки. От возвышения Афин в эпоху греко-персидских войн до македонского завоевания полностью

Во времена Аристотеля, жившего в IV в. до н. э., и Плутарха (II в. н. э.) считалось нормальным мыслить категориями, связанными с залогами и тому подобным, а также с денежными займами. При жизни Солона в Греции (но не в Афинах) только началась чеканка собственных монет, причем их ценность превышала те скромные суммы, которые использовались бедняками при расчетах. Если займы и имели место, то их, как и во времена Гесиода (однако в его поэме ничего не говорится о взысканиях или об эксплуатации бедняков, имевшей место в Афинах при жизни Солона), давали и брали семенами либо путем предоставления быков или орудий труда, и нам следует видеть в дилемме: отдать одну шестую урожая или попасть в рабство – аналог займа, существовавший в те суровые времена. Но в стихотворениях Солона, процитированных выше, долги не упоминаются, и определение, которое дал гектеморам Аристотель, никоим образом не связано с займами. Существует вероятность того, что это были всего лишь условия, на которых обрабатывались земли богачей, некое подобие ренты, которую они получали от своего рода арендаторов. Данное предположение лучше соответствует словам Аристотеля о том, что земля находилась в руках немногих и что гектеморы работали на полях богачей. Его слова принимали за ошибку, как правило основываясь на том, что в более поздние времена большие поместья не были широко распространены и что у исследователей нет оснований приписывать Солону или какому-либо другому реформатору, жившему позднее, решение о масштабном перераспределении земель. Однако в данном случае Аристотель не просто переносит то, что считалось само собой разумеющимся в его время, на далекое прошлое, и, возможно, его слова заслуживают большего внимания.

Какой бы ни была природа этой системы, в начале VI в. до н. э. ее стали считать невыносимой. Перспектива отдавать одну шестую часть урожая не выглядит тяжким бременем, и несложно понять, что подобные обязательства могли выполняться на протяжении жизни нескольких поколений без каких-либо затруднений. Но взимание небольшой доли чего-либо иногда вызывает сильное негодование, а необходимость отдавать определенную часть чего-либо в неблагоприятных условиях становится тяжелой ношей (или ее могут сделать таковой могущественные люди, отвечающие за сбор). Солон прямо писал, что в его время проблемы в Афинах возникли из-за жадности богачей, и, судя по пересказанному выше стихотворению, последние порой действительно превышали свои полномочия. Возможно, причина жадности заключается в том, что к тому времени у имущих людей появилось больше возможностей, связанных с распоряжением их богатством. Гесиод понимал богатство исключительно как земледелец – для него оно значило наличие в хранилищах большего количества зерна, чем у других. Солон уже говорит о накоплении серебра и золота (не важно, что из этих металлов пока еще не чеканили монеты) и жалуется, что богатство такого рода можно преумножать бесконечно. Серебро можно было использовать за пределами Греции, и значительная часть ее развивавшейся торговли с внешним миром приходилась на предметы роскоши, потребность в которых испытывали лишь богачи. Это было для них дополнительным стимулом для того, чтобы забирать с бедняков все, что можно было затем превратить в серебро, или продавать последних в рабство. И в начале других периодов, на протяжении которых происходило развитие, богатые получали еще больше экономических преимуществ, а бедные попадали под сильнейший гнет.

Наша неспособность осознать природу проблемы, с которой столкнулся Солон, приводит к непониманию сущности предложенного им решения. Если речь шла о лично свободных мелких землевладельцах, оказавшихся в беде из-за чрезмерной долговой нагрузки, то отмена долгов возвращала им право свободного владения своей землей, и преобладание небольших хозяйств в Аттике более позднего времени свидетельствует о том, что впоследствии им каким-то образом удалось избежать неприятностей. Если мы имеем дело с системой возделывания земель, которые можно называть принадлежащими богатым, то вынуждены столкнуться с немного более сложной проблемой. Опять же, вспомнив о системе землевладения, существовавшей в Аттике в более позднее время, мы вынуждены предположить, что Солон предоставил бывшим гектеморам право владения землей, на которой они трудились. В этом случае он значительно изменил саму модель земельной собственности, вследствие чего сформировался многочисленный слой мелких землевладельцев. У нас нет оснований считать, будто это не могло произойти.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история (Центрполиграф)

История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике
История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике

Джордж Фрэнсис Доу, историк и собиратель древностей, автор многих книг о прошлом Америки, уверен, что в морской летописи не было более черных страниц, чем те, которые рассказывают о странствиях невольничьих кораблей. Все морские суда с трюмами, набитыми чернокожими рабами, захваченными во время племенных войн или похищенными в мирное время, направлялись от побережья Гвинейского залива в Вест-Индию, в американские колонии, ставшие Соединенными Штатами, где несчастных продавали или обменивали на самые разные товары. В книге собраны воспоминания судовых врачей, капитанов и пассажиров, а также письменные отчеты для парламентских комиссий по расследованию работорговли, дано описание ее коммерческой структуры.

Джордж Фрэнсис Доу

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Образование и наука
Мой дед Лев Троцкий и его семья
Мой дед Лев Троцкий и его семья

Юлия Сергеевна Аксельрод – внучка Л.Д. Троцкого. В четырнадцать лет за опасное родство Юля с бабушкой и дедушкой по материнской линии отправилась в Сибирь. С матерью, Генриеттой Рубинштейн, второй женой Сергея – младшего сына Троцких, девочка была знакома в основном по переписке.Сорок два года Юлия Сергеевна прожила в стране, которая называлась СССР, двадцать пять лет – в США. Сейчас она живет в Израиле, куда уехала вслед за единственным сыном.Имея в руках письма своего отца к своей матери и переписку семьи Троцких, она решила издать эти материалы как историю семьи. Получился не просто очередной труд троцкианы. Перед вами трагическая семейная сага, далекая от внутрипартийной борьбы и честолюбивых устремлений сначала руководителя государства, потом жертвы созданного им режима.

Юлия Сергеевна Аксельрод

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

Косьбы и судьбы
Косьбы и судьбы

Простые житейские положения достаточно парадоксальны, чтобы запустить философский выбор. Как учебный (!) пример предлагается расследовать философскую проблему, перед которой пасовали последние сто пятьдесят лет все интеллектуалы мира – обнаружить и решить загадку Льва Толстого. Читатель убеждается, что правильно расположенное сознание не только даёт единственно верный ответ, но и открывает сундуки самого злободневного смысла, возможности чего он и не подозревал. Читатель сам должен решить – убеждают ли его представленные факты и ход доказательства. Как отличить действительную закономерность от подтасовки даже верных фактов? Ключ прилагается.Автор хочет напомнить, что мудрость не имеет никакого отношения к формальному образованию, но стремится к просвещению. Даже опыт значим только количеством жизненных задач, которые берётся решать самостоятельно любой человек, а, значит, даже возраст уступит пытливости.Отдельно – поклонникам детектива: «Запутанная история?», – да! «Врёт, как свидетель?», – да! Если учитывать, что свидетель излагает события исключительно в меру своего понимания и дело сыщика увидеть за его словами объективные факты. Очные ставки? – неоднократно! Полагаете, что дело не закрыто? Тогда, документы, – на стол! Свидетелей – в зал суда! Досужие личные мнения не принимаются.

Ст. Кущёв

Культурология
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология