Сколько бы мы ни решали эти крайне непростые проблемы, нам не следует считать, будто очень богатые люди и гектеморы были в Аттике единственными слоями общества, связанными с земледелием. Простое деление целого на две части, произведенное Аристотелем, слишком лаконично, и о существовании категории лично свободных землевладельцев, подобных описанным Гесиодом, свидетельствует характер политической реформы Солона, в результате которой граждане Афин были разделены на основании размера ежегодного урожая, получаемого ими со своих земель, на четыре категории. К низшему из этих слоев принадлежали бывшие гектеморы, феты, имевшие доход меньше 200 бушелей[14]
зерна; за ними следовали зевгиты, обладавшие более высоким доходом, – 200–300 бушелей зерна. Именно последние должны были участвовать в военных действиях в качестве гоплитов, и, вероятно, эта категория существовала еще до того, как Солон узаконил ее. Но в первую очередь реформатора беспокоили проблемы беднейших слоев общества. Он дает понять, что из-за их положения, близкого к рабству, и угрозы в это самое рабство попасть сложилась настоящая революционная ситуация, с которой его и призвали бороться. Афинские бедняки постепенно превращались в некое подобие илотов, но сумели оказать сопротивление и найти гуманного и способного защитника, сумевшего сделать так, чтобы с его решениями согласились.Обычно реформаторы не оправдывают свои действия в стихах, и вряд ли сведения о состоянии, в котором находились бедные крестьяне в VII в. до н. э., были почерпнуты из законов других могущественных городов. Несомненно, там происходили аналогичные явления, и нагрузка на землю повсеместно достигала критического уровня. Низвергнув в середине VII в. до н. э. аристократическое семейство Бакхиадов, Кипсел многих убил, изгнал и конфисковал большое количество их имущества. Но Геродота не очень интересовал вопрос о том, как тиран поступил с конфискованной землей, как произведенный им переворот повлиял на бедняков и в каком положении они находились. В нашем распоряжении имеются другие свидетельства того, что агитация против богачей, владевших землей, сыграла определенную роль в установлении тирании. Однако подробности того, как это происходило, нам неизвестны. В частности, Аристотель вскользь упоминает мегарского тирана Феагена, говоря, что тот добился тирании, «избив скот состоятельных людей, застигнутый им на пастбище у реки». Было бы интересно и, возможно, полезно узнать, как именно разворачивалась вся эта история. Установление тирании, несомненно, давало преимущества тем, кто поддерживал тирана, и эти люди, очевидно, занимали на социальной лестнице ступень, расположенную непосредственно под той, на которой находились лишенные имущества аристократы. В тех городах, где представители знати владели землями, сравнимыми с теми, которыми обладали афинские аристократы, на этапе установления тирании эти земельные отношения, очевидно, прерывались. В целом это могло приводить к результату, похожему на тот, который мы видим в Аттике, – появлению подавляющего большинства лично свободных мелких землевладельцев, хотя, несомненно, на практике существовало несколько разновидностей этой общей схемы, связанных с тем, насколько обширные земельные владения находились в руках аристократов. Об уникальных условиях, сложившихся в Спарте и Фессалии, уже говорилось выше.