Древние цивилизации. Ближний Восток и Мезоамерика

Отталкиваясь от мысли, что факторы, подобные этим, можно считать постоянными при сравнении Ближнего Востока и Мезоамерики, археолог имеет по крайней мере возможность оценить влияние других факторов, столь различных в обоих регионах, например металлургии, одомашнивания животных, номадизма и масштабов урбанизации. Если на Ближнем Востоке металлы и металлообработка всегда играли заметную роль, то в Мезоамерике этот феномен возник лишь в постклассический период. Точно так же, если в жизни народов Ближнего Востока большое значение имели одомашненные животные, в Мезоамерике таких животных было очень мало, и они играли весьма скромную роль.

Значительное место в древней истории Ближнего Во< стока занимали кочевники. Их динамичное взаимодействие с оседлыми группами, безусловно, было важным фактором развития цивилизации. Что касается Мезоамерики, то ввиду отсутствия там крупных одомашненных животных и тяглового скота кочевники-пастухи никогда не играли такой роли, какую они играли на Ближнем Востоке. Там приоритет принадлежал тольтекам и ацтекам — полукочевым народам, обитавшим на севере Центральной Мексики. Как отмечалось в главе 4, эти «варвары» с севера были быстро «цивилизованы» оседлыми народами Центральной Мексики и очень скоро расстались со своим «кочевым наследием». Ацтеки даже уничтожили исторические записи, в которых было отражено их «варварское» прошлое до заселения ими долины Мехико!

Наконец, такие городские центры, как Теотихуакан и Теночтитлап, по своим масштабам намного превосходили аналогичные городские образования на Ближнем Востоке и в долине Инда. В пору наивысшего расцвета в Теотихуакане насчитывалось 100 тысяч жителей, а в Теночтитлане, вероятно, еще больше. Ни один шумерский или индский город не имел такой концентрации населения: даже по самым «щедрым» оценкам, население месопотамских центров не превышало 50 тысяч человек[55]. Какие факторы способствовали более быстрому росту городского населения в Новом Свете — вопрос, который еще ждет своих исследователей. Если города Старого и Нового Света сильно отличаются по своим масштабам, то, возможно, между ними существует сходство в планировке? Можно предположить, что поскольку для некоторых городов Нового и Старого Света, например для Теотихуакана и Мохенджо-Даро, характерна четкая планировка по координатной сетке, то эти центры, видимо, имели и сходную организацию. В настоящее время это предположение невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть, можно лишь надеяться на решение вопроса в ближайшем будущем.

Здесь будет уместно привести еще несколько аналогий более общего плана. Во-первых, проследить сходные тенденции в формировании классовой структуры в шумерском и древнем мезоамериканском обществах: за появлением жреческой элиты идет постепенная секуляризация элиты, рост «среднего класса» ремесленников и, наконец, возникновение торговцев, составляющих часть элиты или тесно с нею связанных. Аналогии, наблюдаемые в росте элиты на Ближнем Востоке и в Мезоамерике, подтверждают теорию Элмана Сервиса, усматривающую истоки системы управления в «институционализации централизованного руководства». «Узаконив себя в роли руководителей общества», система лидеров переросла в систему наследственной аристократии. Говоря словами Сервиса, «развитие экономических и религиозных функций нарождающейся бюрократии шло параллельно расширению масштабов ее деятельности, автономии и численности. Таким образом, самая ранняя форма управления функционировала не для защиты другого класса или слоя общества, а для защиты самой себя» [176, с. 38]

Во-вторых, в развитии цивилизаций древних шумеров и классических майя можно усмотреть аналогию в явном отсутствии планирования в системе взаимодействия с окружающей природной средой, а также в отсутствии понимания того, к чему ведет чрезмерная ее эксплуатация. И в Месопотамии, и в Мезоамерике рост численности и плотности населения, а также интенсификация земледелия приводили к чрезмерной эксплуатации природной среды, что имело драматические последствия для обоих регионов. В Месопотамии это привело к переходу от выращивания пшеницы к выращиванию ячменя и, в конечном счете, к массовому перемещению населения на севере, где, в отличие от Южной Месопотамии, ирригация не вызывала гибельного засоления почв. Что касается южных равнин майя, то, согласно одной гипотезе, чрезмерное использование почв явилось одним из факторов, способствовавших гибели классической цивилизации майя и перемещению политического и экономического центров в северные равнины с их более богатыми естественными ресурсами и более благоприятным географическим положением[56].