– В последнее время он много про вас говорил. – добавила девушка, убрав руки с изголовья. – Просил передать вам извинения.
Тибо дотронулся кончиками пальцев до холодной руки Гийома, вывалевшейся из-под простыни.
– Ему не за что извиняться, – прошептал он. – Мне очень жаль, что такое произошло. Неужели пятидесяти франков не достаточно для лекарств?
– Вы о тех деньгах? Отец и не думал их тратить.
«Старый палач!» – в гневе подумал Тибо и вздохнул, пытаясь успокоиться.
Какое-то время они пребывали в тишине, нарушаемой лишь стуком дождя. Юный поэт поправил простынь и намеревался уйти, как к нему обратилась Селин:
– Спасибо, месье. Я знаю вас по рассказам Гийома и могу сказать, что вы оставили неизгладимый отпечаток и в его сознании, и в моем тоже.
«Изгладимый,» – пронеслась в его разуме угрюмая мысль. – «Смерть все сгладила.»
– Вы знаете… – она приподняла край подушки и вытащила лист бумаги. – Посмотрите, он очень любил эту песню.
Тибо подошёл ближе и с трепетом узнал свое стихотворение.
«Это же “Соловей”!»
Селин начала напевать придуманную мелодию на его стихи. Заворожённый, поэт стоял, вслушиваясь в каждое слово, обретавшее новый смысл в её устах. Как же ему было жаль, что его творение имеет конец, он желал слушать сей ласковый и грустный голос вечно.
– Я уверен, – отводя взор буркнул Тибо. – Ваш брат любил эту прекрасную песню, потому что она напоминала ему вас.
Селин отвернулась, скрывая раскрасневшееся лицо, и положила бумажку под подушку мальчика.
Покинув комнату, гость вплотную подошёл к старику и угрожающе процедил:
– Если я узнаю, что вы бьете детей, я навещу вас в сопровождении жандармов.
Уходя, он бросил с явно слышимым отчаянием:
– Пятьдесят франков могли бы его спасти. Теперь у них другое предназначение. Похороните мальчика достойно.
Закрыв за собой дверь, Тибо пошел прочь. Он чувствовал все: ненависть, тоску, упадок духа и разочарование. Дышать было тяжело то ли из-за влажности в воздухе, то ли из-за злости. После, к ней примешалась тревога.
По дороге он подумал проведать мадам Дюбуа. Ему показалось непривычным, что дверь в квартиру его друга ему открывает некто другой, а не старая добрая старушка. Конечно, Тибо понимал, что ей нужен покой. Однако скорбь стиснула его горло, – он осознал надвижение перемен.
В квартире Анри царили порядок и тишина. В дальней комнате виднелся пляшущий свет свечи. Атмосфера напоминала церковную. Боясь нарушить покой, Тибо сообщил женщине, ухаживавшей за служанкой, что он пришел не надолго.
– Мне нужно лишь убедиться: в порядке ли мадам Дюбуа? – прошептал молодой человек.
В ответ на это, женщина провела его на свет свечи, к дальней комнате.
Старушка, лёжа в постели, в пол голоса разговаривала с другой женщиной. Безмолвно понаблюдав за ними, Тибо удалился, так и не объявив о своем приходе. Покинул квартиру он так же тихо.
«Хорошо, что мадам Дюбуа чувствует себя лучше,» – с облегчением вздохнул поэт.
Заметив, что дождя нет, Тибо посмотрел на небо. Сквозь дыры в плотных тучах сияли звёзды.
«Интересно Вам, Ваше высокоблагородие?» – дернул бровью он, стараясь различить созвездия. – «А мне не только интересно, иногда даже бывает страшно, понимаете ли.»
Вздохнув, молодой поэт отправился домой. Уставший, с опущенной головой и потухшими глазами. Раньше Тибо восхищённо озирался по сторонам. Сейчас он смотрел лишь себе под ноги с одной целью – чтобы не оступиться. И идя во тьме коридора к двери своей квартиры, он был слишком занят тревожными мыслями, чтобы расслышать с первого раза…
Кто-то назвал его имя. Послышалось? Скорее всего.
– Тибо. – прозвучало настойчевие.
Нет, ему не почудилось. Да чей же это голос! В праве ли он надеяться? Рывком Тибо поднял голову, словно чья-то рука сверху дернула его за волосы точно марионетку.
Перед дверью его квартиры стоял Анри.
– Анри! – взвыл юный поэт, бросаясь к другу. – Боже мой! Анри! Ты жив! Ты в порядке! Не может быть… Это сон? Анри, это ты? Это ты! Ты! – заключив его в объятия, Тибо не мог остановить поток своих речей. – Где ты был? Почему ты не предупредил нас? О, боже мой… Мы все переживали! Неправильно так поступать, Анри. Ты всегда был слишком эгоистичен. А мы тебя любим, вообще-то. Где же ты пропадал? Я ходил в полицию, они тебя теперь ищут. Я боялся, Анри… Анри… Я думал, что ты умер…
Отстранив его от себя, объявившийся друг заметил:
– Давай ты откроешь дверь.
– Да, конечно! – Тибо дрожащими руками отпер замок, и вскоре они оказались в его маленькой квартире.
Анри зажёг керасиновую лампу, стоящую на письменном столе, и почему-то всмотрелся в лицо Тибо. Тот неотрывно и умильно наблюдал за своим гостем.
– Ты плачешь? – растерянно нахмурился Анри.
– Нет, – удивился поэт и грубо провел пальцами по мокрой щеке. – На улице шел дождь.
– Ясно. – сняв перепачканное пальто, он повесил его на спинку стула с предельной аккуратностью.
Прежде чем Тибо успел что-то сказать, Анри распорядился:
– Сядь. Разговор будет серьезным.