– Думаю, на тебе это будет очень красиво смотреться, – повторяет он.
– Хочешь, чтобы я надела их прямо сейчас? – спрашиваю я, он кивает.
Я забираю коробку в ванную, раздеваюсь, натягиваю розовое белье. Его ткань не эластичная и даже жестковатая, трусики с низкой посадкой и в зеркале выглядят почти прозрачными.
Когда я возвращаюсь в гостиную, у Карла перехватывает дыхание. Он даже встает с красного кресла. Я нажимаю на выключатель, чтобы погасить лампу под потолком – мне неловко стоять перед ним в нижнем белье при ярком освещении.
– Нет, зажги, – сразу протестует он.
Я снова зажигаю верхний свет. Карл встает передо мной, близко, смотрит на меня.
– Я знал, что тебе пойдет, – говорит он.
– Спасибо, – бормочу я.
– Повернись, – просит он.
– Нет… – начинаю я, качая головой.
– Повернись, – повторяет он уже более резким тоном.
Я подчиняюсь, хотя не люблю, чтобы меня рассматривали, думаю, что он обнаружит во мне какой-нибудь изъян, какой-то дефект, и осознает, что это ошибка, что я уродина. Я медленно один раз кружусь перед ним, он кивает.
Потом он начинает раздеваться. Расстегивает рубашку и стягивает ее, расстегивает брюки, вылезает из них, стаскивает носки. Все это время он смотрит на меня. Затем идет к кровати, откидывает одеяло.
– Иди сюда, – говорит он.
Я укладываюсь рядом с ним, он обвивает меня рукой, притягивает поближе. Я вдыхаю его запах, подползаю ближе, осторожно целую его в грудь, прикладываю к ней щеку. Мне слышно, как бьется его сердце, возникает ощущение надежности, под одеялом становится жарко.
Он осторожно гладит меня по волосам.
– Ты такая красивая, – произносит он.
Голос у него тихий и вкрадчивый, Карл продолжает гладить меня по волосам, его рука соскальзывает вниз, мне на грудь поверх ночной рубашки.
– Ты так хороша в этой одежде, – говорит он. – Изумительна.
Он смотрит на меня, наклоняется ближе, осторожно целует меня.
– Ты выглядишь, как маленькая девочка.
Он смотрит на меня испытующе.
– Ты моя маленькая девочка? – спрашивает он.
Я смотрю на него. Его взгляд не такой, как обычно, он мягче, кажется почти умоляющим.
– Ты моя маленькая девочка? – повторяет он, на этот раз еще тише, почти шепотом.
– Да, – бормочу я.
Он стонет, сильнее прижимается к моему телу. Я чувствую возле бедра его затвердевший член. Карл снова целует меня, возбужденнее, целует мне щеку, лоб, ласкает волосы.
– Моя маленькая девочка, – бормочет он губами возле моего уха, а рукой опять проводит вниз, по груди, животу, торопливо по трусикам. Теперь уже стону я. Конечно, я – его маленькая девочка. Я – то, чем он хочет, чтобы я была.
Когда я пытаюсь подходить к ситуации рационально, то думаю, что делаю это, чтобы мне было о чем писать. Будто я подвергаю себя жизни так же, как писатели, которыми я восхищаюсь, и соглашаюсь на все, о чем он меня просит, поскольку из этого может получиться хорошая история. Затем я думаю, что хорошими писателями их делает то, что они не лгут, ни самим себе, ни кому-нибудь другому: вообще-то, я иду на все потому, что мне это приятно, приятнее, чем что-либо из того, что проделывал со мной кто-либо другой. Я делаю это потому, что готова на все, о чем бы он меня ни попросил.
Меня возбуждает в нем все, но, возможно, больше всего мысль, что он старше меня, что он – настоящий мужчина, взрослый. Я где-то читала, что мужчины, имеющие дочерей, раздевают женщин лучше других; когда я об этом читала, мне это казалось извращением, но в случае с Карлом, на мой взгляд, это верно. Он чаще всего рвется снимать с меня одежду, порой изощренно медленно, чтобы больше возбудить меня, но раздевает меня он всегда решительно и одновременно нежно, от чего я ощущаю себя полностью защищенной.
Он испортил меня. Я никогда уже не смогу довольствоваться меньшим, худшим. Неловкими руками.
Сегодня среда, но мы с Карлом увидеться не можем, поскольку у его дочери день рождения. Его старшей дочери, от первого брака, Сандре Мальмберг исполняется двадцать четыре. Я старше нее всего на несколько лет, мне самой не так давно исполнялось двадцать четыре. Помню торт в гостиной дома, у папы с мамой, вазу с букетом сирени, конверт с сотенными купюрами.