Другая Элис

Я выжал из себя улыбку. Это была не просто мысль. Это была реальность, которая, похоже, совсем не нравилась Элис.

– Кстати об Элис, она уже возвращалась домой? – спросила мама. – Надеюсь, что она все-таки пойдет с нами на Призыв попозже.

– Я видел ее в городе. – Я нахлобучил кривую шапочку на голову Питера Пэна. – Она собирается встретиться с нами там.

– Хорошо, – сказала мама. – Что ж, постарайся не слишком затягивать с Подобием. Я скоро займусь ужином; нужно поесть пораньше, раз мы идем.

Она ушла, с лестницы донеслись ее шаги. Я сразу отложил в сторону соломенное Подобие и вытащил настоящее из-под кровати, куда спрятал его, когда услышал, как мама поднимается ко мне. Эту простую фигурку я выкроил и сшил из фетра, оставив сзади небольшое отверстие, чтобы позже можно было набить куклу.

Табита высунула голову из-под кровати, с презрением воззрившись на руки и ноги Подобия, смахивающие на варежки.

– Вижу, что рукоделие не твой конек, – сказала она.

Я осадил ее взглядом:

– А вежливость, похоже, не твой.

– Туше́, – сказала кошка.

– Что это значит?

– Это значит, что ты не глуп.

Уточнять, что она имела в виду, я не стал – мне было не до этого. Оставив ее в комнате, я вышел на лестницу и забрался на чердак.

Там пахло бумагой, чернилами и Элис. Тоска по ней стала еще сильнее. Я влез на кровать и посмотрел в окно на противоположную сторону улицы. Вернувшись домой, я уже несколько раз проверял, не привел ли за собой Долли, но не было никаких признаков, что кто-то притаился поблизости.

Я наклонился и вытащил из нижнего ящика старую, с дыркой, футболку Элис. Сестра до сих пор иногда надевала ее на ночь. Я кинул футболку в люк и огляделся в поисках чего-нибудь еще, что мог бы использовать. Положил в карман расческу Элис и старую тетрадь, порылся в корзинке для мусора. Под почерневшей и уже попахивавшей банановой кожурой нашелся несвежий пластырь, испачканный кровью, – его Элис налепила на палец, когда порезалась, готовя ужин вчера вечером. Я осторожно спустился по лестнице и вернулся в свою комнату.

Сложив все рядом с собой, вытащил из коробки немного золотистого вышивального шелка и пришил к голове Подобия. Вынул из расчески Элис несколько волос и вплел их в готовые прядки, закрепляя узелками.

Потом взял старую тетрадь Элис. Чувствуя себя предателем, стал вырывать листы, скатывать в маленькие комочки и набивать ими полую фетровую куклу.

– Что это за листки? – поинтересовалась Табита.

– Рукопись моей сестры, – тихо сказал я.

– Она же рассердится на тебя?

Я кивнул:

– Наверное. Но это важно, и потом рассказы давнишние. Элис наверняка перепечатала их, так что копии у нее есть.

– А ты не можешь просто набить куклу газетой? – спросила Табита.

– Могу. Но, если действительно есть шанс, что это сработает, тогда я должен сделать Подобие как можно больше похожим на Элис. Бумажные комочки из ее тетради как будто истории, которые живут в ней и ждут своего часа.

Я рвал, скручивал и набивал, пока фетровая фигурка не заполнилась, пока бумага не перестала влезать. Зашил отверстие. После соорудил из футболки Элис одежку и сложил – тоже из вырванной страницы – малюсенькую тетрадку, которую пришил к руке Подобия. На другой руке сделал ножницами крошечный надрез, откромсал от пластыря кусочек с капелькой крови и наклеил его на ранку в фетре.

– Вот, – шепнул я. – Совсем как настоящая Элис.

Устав наблюдать, Табита улеглась вздремнуть, и теперь я мог работать в тишине: оставалось сделать кукле лицо. Из спичечного коробка я извлек две голубые блестки и пришил их. «Это будут твои глаза». И наконец нашлась розовая овальная бисеринка, которую я тоже пришил, – получился рот.

Все было готово. Я отложил куклу в сторону. Прежде Подобия у меня получались не особенно хорошо. Из всех, что я мастерил, это вышло самым лучшим. Не то чтобы оно выглядело точной копией Элис, но я подобрал все, что так или иначе говорило о ней. Ее волосы, ее одежда, ее слова – страницы, исписанные ей. Я сделал все, что мог. Это должно было сработать.

Это было необходимо.

Я посмотрел на часы. До того, как мы с мамой пойдем на Призыв, еще оставалось время. Время, чтобы почитать последнюю историю Элис, узнать, что она писала о Цыганке и других персонажах, – и проверить, была ли среди них Долли. Я взглянул на Табиту. Кошка посапывала, ее усы чуть вздрагивали.

Я расстегнул рюкзак и покопался в нем, выуживая кошелек и телефон Элис, фонарик и папины счастливые очки. Пальцы нашарили какую-то бумагу. Это были тетрадные листы с почерком Элис. Помятые и загнутые. Порванная нитка, на которой они держались в тетради, болталась, как сломанная паучья нога. Я открыл рюкзак шире и заглянул внутрь. Самой тетради не было. В груди у меня что-то затрепыхалось.

Я проверил переднее отделение, но не нашел ничего, кроме бумажного пакета с недоеденными ревеневыми карамельками. Я перевернул рюкзак вверх дном и встряхнул, но уже понимал, что он пуст.

Осталось лишь несколько страниц в моей руке. Тетрадь Элис исчезла.

Третья глава