Другая Элис

Дороти улыбнулась. Оба прекрасно знали, что она спала до самого утра. Так действовало лекарство, которое ей давали каждый вечер.

– Карандаши, пожалуйста, – твердо сказал Бейтс, отступив на два шага от двери.

Дороти подобрала карандаши и сложила в маленький контейнер, стоявший на подставке в дверном окошке. Она заметила легкую гримасу на лице Бейтса, мельком взглянувшего на ее руки, прежде чем санитару удалось вернуть невозмутимое выражение.

– Теперь, пожалуйста, три шага назад.

Она сделала три шага.

Он собрал карандаши и вздохнул:

– А где еще один?

– Что вы имеете в виду? Все там, все три.

– Нет, только два. Этот и две половинки карандаша, который ты разломала.

Она вытащила третий карандаш из рукава и послушно просунула в окошко.

– Неплохая попытка, – оценил Бейтс.

– Благодарю вас.

Он взял последний карандаш и надежно спрятал все три в запирающемся шкафчике, а затем вернулся к двери.

– Руки, пожалуйста.

Она снова подчинилась, позволив надеть на себя наручники. Только после этого он наконец отпер дверь и повел ее по белому коридору.

– Я ненавижу, что здесь все белое, – сказала она. – Это раздражает.

– Это не должно раздражать, Дороти, – ответил мистер Бейтс. – Белый цвет выглядит свежим и чистым и успокаивает наших постояльцев.

– Меня не успокаивает. – Ее пальцы дернулись. – Это заставляет меня думать о чистом листе бумаги, который ждет, когда на нем станут писать.

– Какой цвет показался бы тебе успокаивающим, Дороти? – спросил он, сворачивая с ней за угол. – Может быть, красивый бледно-голубой?

– Красный, – мечтательно сказала она. – Я бы хотела, чтобы все стены были красными.

Он не спросил почему. Остаток пути они проделали в молчании и вскоре подошли к двери. Постучав, мистер Бейтс препроводил ее в кабинет и, когда она села, пристегнул ее ноги ремнями к ножкам кресла.

Рыжеволосая дама улыбнулась ей через стол:

– Здравствуй, Дороти.

– Здравствуйте, доктор Розмари.

– Как ты?

Дороти грызла ноготь. Поморщилась, когда чересчур глубоко надкусила и порвала его до крови.

– Мне не нравятся стены. Я хочу, чтобы их перекрасили.

– Какими, по-твоему, они должны быть?

– Красными. Со словами. Или с красными словами.

Доктор Розмари посмотрела на какие-то записи, лежащие перед ней.

– Я хотела бы поговорить с тобой о твоих рассказах, если можно.

Дороти хихикнула, попыталась сделать серьезный вид, затем снова хихикнула.

– Можно.

– О том, который называется «Бумажный дом». Когда ты его написала?

– Не так давно.

– Не вспомнишь когда?

Дороти пожала плечами: