Другая история. «Периферийная» советская наука о древности

В одном случае мемуары, в другом – исторический текст (про Вергилия), но это накопление характеристик, словно подгоняющих, а на деле уточняющих друг друга, концентрация информации, которая во втором случае выдает давно и напрочно усвоенное владение и источником, и его историческим контекстом, – все это в своем сочетании является сугубо индивидуальным и даже уникальным свойством стиля письма, чтобы так случайно совпасть у двух столь разных людей. И кроме того, трудно поверить, чтобы Бурский за годы своей весьма нестабильной учебы в гимназии или за пару лет своего лихорадочного обучения на историка в Ростове-на-Дону мог настолько полноценно напитаться античными авторами, а в итоге обрести такую уместную уверенность в обращении с ними[323].

Но в то же время в работе Бурского мелькают и другие фразы, хорошо знакомые своим мертвенным стилем любому читателю советских формальных предисловий: «Рост крупной собственности, разлагая античную общинно-государственную форму собственности, был неразрывно связан с вытеснением мелкого землевладения»[324]. Я предполагаю, что в заготовленный Сергеенко текст предисловия к переводу античных агрономов Бурский «рукой мастера» вставлял свои соображения и марксистские теоретические «вешки», возможно, кое-что дополнял из собранной им (или за него) литературы[325]. И этот текст или один из его вариантов был также основой его докторской диссертации.

Тут можно было бы либо смутиться смелостью предположения, либо начать жалеть Сергеенко, которая играла, вместе с некоторыми своими коллегами, роль «ученых горничных» для Бурского[326]. Но то и другое будет преждевременным. Рассмотрим сначала письма от Сергеенко к Бурскому, поскольку они в состоянии хорошо дополнить пока недостаточно ясную картину.

Они сотрудничают уже в 1933 г., Сергеенко посылает ему (Бурский живет в Москве[327], она – в Ленинграде, в Геслеровском переулке) рефераты книг по истории римской агрономии и конспекты самих римских авторов, таких как Плиний, причем сожалеет, явно в ответ на волнения Бурского, что не имеет «своего отдельного шкапа с ключом»[328], чтобы на работе коллеги не видели, что именно она реферирует. Возможно, здесь идет речь о тех самых материалах, которые служили основой для упомянутой диссертации.

Кроме того, Бурский интенсивно продвигал идею дать советской агрономии знание не только о современных способах ведения сельского хозяйства, но и о его истории. Поэтому он курировал издание сборников по агрикультуре Средних веков (главным его сотрудником была здесь О. А. Добиаш-Рождественская) и по Античности – здесь, судя по всему, центральную роль играла именно Сергеенко; впрочем, по одному из писем от 1936 г. видно, что она была в курсе дел и «средневековых людей»[329]. Она контролировала распределение финансов, которые Бурский направлял в Ленинград: на командировочные, социальное страхование, покупку печатной машинки и наем машинистки, а главное – на гонорары исполнителям, с которыми, видимо, она же и договаривалась о работах – прежде всего выполнении переводов[330].

Стиль писем очень доверительный, хотя с соблюдением известной дистанции, причем это взгляд снизу вверх, на дружески относящегося к тебе начальника: «Спасибо Вам за кротость, с которой Вы ко мне относитесь»[331]. Иногда исследовательница делится дополнительными деталями: «сейчас пишу рецензию на произведение одного малютки (36 лет от роду), написавшего произведение о Плинии Младшем и его хозяйстве. Меня попросили об этом в ГАИМКе. Произведение – истинная конфетка: все переврано»[332]. А вот как она пишет о решении какой-то проблемы с переводчиком Е. А. Рыдзевской:

Рыдзевская… Если бы сейчас не было около часу ночи, 15º мороза, и я не вылезла бы только из ванны, то я кинулась бы к ней на дом, чтобы с живейшим интересом задать ей те же вопросы, которые Вы задаете мне: «кому, где, по чьему распоряжению и почему мне об этом ничего не известно?» Допрошу в ближайшие дни и о результате допроса уведомлю[333].

Скандинавист Елена Александровна Рыдзевская (1890–1941), лишившаяся работы из‐за «академического дела», зарабатывала в те годы переводами. Большую роль в работе со сборником античных авторов играла и С. И. Протасова, получившая к этому времени академическую пенсию и переехавшая в 1931 г. в Москву из Саратова[334]. Выходцы из дореволюционных университетов, многие из которых оказались не слишком устроены при новой власти, – найти для себя и них возможность какого-то заработка было вполне понятной задачей для Сергеенко.