Другая история. «Периферийная» советская наука о древности

Можно спорить о том, насколько упомянутое краткое столкновение было проявлением личных амбиций, а насколько – научной принципиальности, но для этой книги важно другое: монография Шофмана, будь она написана в той же Москве, и сама была бы другой (судя по контексту, Шофман даже в 1962 г. не знал о смерти В. (У. В.) Тарна (1869–1957)), и реакцию вызвала бы другую. Географический фактор начал связываться с качеством и особенностями научной работы.

***

Творчество двух других героев этой главы было обращено в значительной своей части к изучению раннего Средневековья, но коль скоро они оба так или иначе оказались связаны и с антиковедческой проблематикой, их примеры помогут лучше увидеть общую картину.

Михаил Яковлевич Сюзюмов (1893–1982) родился в Ставрополе, а интерес к Византии проявил уже во время обучения в Юрьевском университете в 1911–1916 гг. Его первые работы выходят в тяжелые годы войны, и даже в конце октября 1917 г. он продолжал в Петрограде работать над магистерской диссертацией. Когда это стало совершенно невозможно, он устроился писарем в Красную Армию, после оказался в рядах 27‐й стрелковой дивизии, которая воевала против Колчака и брала Омск в ноябре 1919 г.; в рядах этой дивизии Сюзюмов дошел до Монголии.

Но в 1920 г. служба закончилась – он заболел тифом и был снят с поезда в Златоусте, где начал работать в школе, женился, где родились его дочь и сын; только в 1929 г. он переехал в Свердловск и также работал в школьном образовании. В эти годы он начнет увлекаться филателией, что неожиданно жестоко скажется на его судьбе – в 1936 г. за переписку с иностранными коллекционерами будет арестован НКВД, к счастью для него помилован, но работу учителя в Свердловске получить уже не сможет[404].

Видимо, попыток научных изысканий Сюзюмов не оставлял и ранее, а в конце 1930‐х гг. он удвоит свои усилия[405]. Эвакуация в Свердловск ряда научных учреждений во время войны предоставит ему шанс быстрее защитить кандидатскую диссертацию – в 1943 г., посвященную иконоборчеству[406]; одним из оппонентов, с которым получился горячий спор, был А. И. Неусыхин. Докторскую о производственных отношениях в ранневизантийских торговых городах он защитит уже в 1954 г. С 1955 г. у него появляется возможность работать в университете, а с 1960 г. в Свердловске начинает выходить сборник «Античная древность и средние века» (за тридцать советских лет выйдет 25 выпусков).

Казалось бы, с точки зрения включенности в отечественную науку – Сюзюмов, к примеру, был членом редколлегии «Византийского временника» – о периферийности не может быть и речи; если у Шофмана публикации больше ориентированы на Казань, то Сюзюмов более стабильно писал и для центральных изданий: постоянно публиковался в «Византийском временнике» и «Вестнике древней истории», стал автором десяти глав в «Истории Византии»[407], ряда статей для Советской исторической энциклопедии. Но в этом случае с большей силой включается фактор отличия в содержании. Правда, поскольку в эти же годы менялась сама советская наука, то эти отличия уже не означали катастрофических последствий.

Пожалуй, самой первой чертой личного стиля Сюзюмова, которая бросается в глаза при чтении его работ, является ориентация на дискуссию, почти античная страсть к обсуждению вопроса. Если Шофман, при всей осмотрительности в спорных темах, ищет итоговых ответов, которые должны помочь зафиксировать знание, то Сюзюмов, хотя и обладает собственной, продуманной концепцией, старается рассматривать неясные ему моменты в диалогическом ключе. Конечно, это не исключает такой же заданности ответов, какая есть в платоновских диалогах, но сама по себе эта черта – нетипичная для советской исторической науки, на самом деле, даже в период 1960‐х гг.: хотя это было время ведения диалога, участники отстаивали свои точки зрения, Сюзюмов же как будто наслаждается самим фактом наличия этих различных ответов на спорные вопросы[408].

Обращение к античной тематике для Сюзюмова – это как бы поиск предисловия для его основной концепции, видения ранней истории Византии. Одно из первых его выступлений – а фактически, как можно было видеть, зрелая его научная деятельность началась только с конца 1940‐х гг. – было связано с дискуссией о переходе от Античности к Средним векам, инициированной статьей Е. М. Штаерман в 1953 г. и ставшей интересным примером спора, участники которого стремились одновременно учесть известные им исторические факты и адекватно сочетать их с марксистско-ленинской теоретической рамкой, избавившись от стереотипных заблуждений[409]. Тем самым они фактически старались выполнить ту установку, которая была провозглашена в сталинский период, но в действительности до того использовалась лишь как ширма для прикрытия безоговорочной готовности следовать всем изменениям партийной линии.